И началось!
Во-первых, отбросив высокие материи, все теряли работу. А это и хормейстеры, и аккомпаниаторы, и педагог по вокалу, и хореограф, и мы. Опера и оперетта – затратные жанры! Тут ничего не попишешь! А духовность и всякие тонкие и эфемерные вещи как не крути, но на весах сиюминутного результата не работают.
Но главное, это то, что Эстрин сразу превратился из друга во врага номер один. Великий реформатор, как и почти все его предшественники, делал себе имя, прежде всего на разрушении всего сотворенного до него.
Естественно, что сопротивление было мощное.
Склока разгорелась не на жизнь, а на смерть!
И хотя с одной стороны были мы, а с другой лишь завком и Эстрин, но в вопросах склоки эти двое не знали себе равных. Мы и подписи собирали, и прессу подключали и разные ходатайства – без толку!
Единственное, что раскрылось, так это документально подтверждённая утечка облсофпрофовских и заводских средств в сторону кармана завкома и какая-то подозрительная концертная бригада при заводе, которую никто не видел и не слышал.
Наконец Гринкевич в очередной раз пригласил меня к себе домой, где мы в целях конспирации проводили все обсуждения и вырабатывали дальнейшую тактику.
– Всё! – сказал он. – Надо признать, – Эстрин победил. То ли в этом облсофпросе, райкоме партии и на заводе у всех руководителей рыльце в одном пушку и потому они душой и всем телом на стороне Эстрина и Бахтубаева, то ли среди шизофреников гении действительно не редкость. Надо искать работу! Я тебе предлагаю…
– Подожди, Николай Николаевич, – говорю я. – А что, если припугнуть Эстрина моим тестем?
– Как это?
– Просто! Он позвонит, пригрозит Эстрину проверкой и баста!
– Какой проверкой? – недоумевает Гринкевич.
– Ну, он работает начальником городского отдела БХСС. Ну, по борьбе с разными хищениями. Он полковник милиции.
– Что ж ты молчал? Что ж это?.. Ох! Ох! Ох!..
Плечи Гринкевича затряслись и он, закрыв сильно побагровевшее лицо руками, начал клониться к столу.
– Рая! Раечка! – заорал я.
Вбежала Рая, и, в панике отрывая руки Гринкевича, тоже заголосила:
– Коля! Коля! Коля!..
– Скажи быстро триста тридцать три, сжимая зубы! – профессионально затараторил я.
– Триста тридцать три, идиот! – очень чётко пробасил Гринкевич и, отстранив Раю, смахнул с глаз слёзы радости.
– Слава Богу! Не инсульт! – облегчённо вздохнул я.
Через три дня Эстрин уволился по собственному желанию…
Пионерский театр сатиры и юмора
Склока не оставляет белых и пушистых – все остаются измазанными грязью или чем похуже. И отмыться практически невозможно. Тем более что кроме Эстрина мы нажили ещё более опасного врага в лице всё того же завкома Бахтубаева. Он теперь следил за нами как профессиональный сыщик и копил даже самые мелкие аргументы, чтобы избавиться от нас. Тем более что появившаяся тень моего милицейского тестя тоже не очень его грела. Поэтому, вслед за уходом Эстрина и мы с Гринкевичем начали потихонечку отчаливать.
Николаю Николаевичу дали в оперном театре должность заведующего литературной частью, а я перешёл в Дом пионеров Калининского района на должность руководителя драматической студии. Причём директор Дома пионеров вначале посадила меня в жюри смотра художественной самодеятельности и, нарушая все финансовые нормы, заплатила то ли три, то ли четыре ставки за две недели.
Жена сразу сказала:
– Это хорошее место!
Ну, место не место, но дров я в этом жюри сразу наломал кучу.
В нашем районе в это время было семь или восемь школ с уже много лет радостно живущими драмкружками. И три или четыре кружка я сразу угробил. Хорошо, что ещё вовремя опомнился, а то бы и остальные попередохли.
– Ну, – говорил я, когда мне давали слово. – Что ж вы так неаккуратно с материалом? Где сверхзадача, сквозное действие, кульминация, ансамблевость? Что это за беспредметная беготня по сцене? Где система Станиславского и Немировича? Ну и сцен речь – ни в какие ворота! Что они там жуют? На каком языке? Откуда такая элементарная безграмотность? Кто руководитель? Ага, – преподаватель по литературе с двадцатилетним стажем! Похвально конечно, но рекомендую прочесть для начала Константина Сергеевича "Работа актёра над собой"…
И сыпал и сыпал в том же духе. Причём совсем не для того, чтобы унизить. Я свято верил, что делаю доброе дело – даю верный курс и рекомендации. Я был фатально убеждён, что только критика двигает прогресс. И мне очень хотелось всё улучшить.
Ребята и их педагоги с горящими глазами садились перед комиссией, и я тут же начинал сверкать им навстречу своим молодым профессионализмом.
Глаза тухли, наливались слезами, но авторитет мой рос.
А коллективы дохли!..
Ну, это как всегда у нас – кто кричит громче всех и авторитетней, да ещё и сыпет цитатами, тот и умница.
Дали мне полторы ставки и прикрепили к семьдесят третьей школе, где ещё какие-то часы добавили. Но главное – там была хоть и маленькая, но сцена. А в Доме пионеров, который за его микроскопическую величину, но очень тёплую атмосферу называли ласково «домиком», не то что сцены, а даже туалета приличного не было.
Подумал я, подумал и начал распахивать самую коварную и опасную, но ходовую и эффектную целину – юмор и сатиру! По образцу театра миниатюр. Сначала по готовым сценариям, а потом и самому чиркать пришлось. Потому, что кроме четырёх сценок "Пионерского фитиля" и двух-трёх миниатюр из журнала «Вожатый» ничего приличного для постановок нигде не было. Да и те были написаны, видимо под большим партийно-профсоюзным давлением, так как на первые четыре малюсенькие сценки было четыре самых крутых в Союзе авторов юмористов-сатириков – Курляндский, Успенский, Хайт и ещё кто-то.
Но то, что они из себя с грехом пополам выдавили, было детским лепетом по сравнению с тем, что нашлёпывал я. Я взрослые проблемы вкладывал в уста младенцев. И при первом же показе где-то в парке кто-то из райкома партии сразу же грозно и громогласно выкрикнул:
– Кто автор?
– Успенский! – тут же нашёлся я.
– А-а… – успокоился ответственный и начал хвалить за остроту и актуальность.
Вот так и пошло. Во всех своих программах самые крутые сценки я подписывал знаменитыми именами.
И меня не трогали!
Постепенно я так обнаглел, что потащил своих гениальных детей на телевидение.
И тут мой авторитет, конечно, вырос до потолка. Сама Ушакова и Татьяна Басс из ЦК комсомола заинтересовались и предложили создать пионерскую агитбригаду для участия в мероприятии "Турксиб-БАМ – перекличка пятилеток".
Турксиб
Талантливые – почти всегда мало покорные.
