Дед взял одну из очищенных яблочных долек, осмотрел её и, удовлетворённо хмыкнув, положил обратно.
Повествование продолжилось:
– Мы уезжали тогда, когда кончилась вспышка. Вот всё меньше и меньше… Уже новых случаев нет… Осталось уже человек шесть, восемь… И вот тут тоже интересный момент был, который тоже нужно рассказать, потому что он ярко запечатлелся. Суворов был удивительно требовательный. Это – начальников начальник! Строгий до невозможности! Во время работы никаких разговоров! И у него была военная дисциплина. А как же иначе! Он и сам каждую минуту мог заболеть чумой. Когда же кончилась чума и больные выздоравливали и их просто подкармливали, и мы уже сворачивали снаряжение и собирались домой, тут Суворов показал настоящее свое лицо. Он послал двух или трех шофёров на какую-то там речушку за раками, поставил на стол спирт и устроил пир. Мы, как следует быть, сварили раков, развели спирт и пировали вместе с ним до утра. Я только там таких вкусных раков и ел. «Вот теперь вы знаете – насколько я строг был в работе, настолько теперь давайте отдыхать!» сказал он. И вот мы там пили и ели… А во время работы никто из нас ни разу не выпил ни грамма спирта, поскольку такая напряжённая работа, что не до этого. Напряжённое состояние! Когда идёшь домой и думаешь: «Вот-вот тебя чума прихватит!». Так тут не выпьешь, понимаешь ли…
Дед сделал небольшую передышку и, видя, что все с большим интересом внимают его речам, продолжил:
– Интересно в Ялте тоже… Нет, там не было чумы! Я работал там на «скорой помощи». Дежурил днем и ночью, а в свободное время купался в море. Иногда даже ходил в гостиницу «Интурист». Тогда можно было… Там были прекрасные ванны! И вот эти ванны меня страшно прельщали своею белизною и комфортом. В этой ванне можно было находиться сколько угодно. Время неограничено! Плата была повышенная, но меня это не интересовало, хотя то, что на мне было, – это и было всё моё имущество. Меня интересовал отдых! После этой ванны… После того, как я отдохну… После того, как позавтракаю, я иду на пляж, как курортник. Отдыхаю, купаюсь и чувствую себя курортником именно благодаря этой ванне! А на другой день опять суточное дежурство… Вот во время этой работы… создалась такая ситуация… Дело было незадолго до войны… Уже было напряжённое состояние… Уже в Ялте были люди подозрительного типа… Уже встречались такие люди, которые подходили и говорили: «Вы знаете, это всё временно!..». В общем, какие-то странные типы там были. И вот нам месяца три не платили зарплату…
– А на что вы жили? – спросила невестка.
– Вот! – отметил дед. – У меня была какая-то серебряная ложка… Так я, работая врачом на «скорой помощи», постоянно ходил на базар продавать её… и ещё там какую-то мелочь. А куда было деваться? Все работали, а денег в банке не было. И каждый жил на те сбережения, которые у него оставались. В основном, продавали на базаре. И всё худее и худее, хуже и хуже становилось, так что приходилось почти что… Ну, голодать! И вот я прихожу к директору поликлиники и говорю: «Послушайте, три месяца мы зарплату не получаем, а я человек приезжий – плачу здесь за всё наличными деньгами. Живу в гостинице. Ну, какой-то хоть аванс можно мне выдать, чтоб я не ходил продавать последние тряпки, которые у меня есть. У меня, говорю, уже и тряпок-то этих нет". Директор говорит: «Знаете что, я вам вполне сочувствую. Мы все в таком положении. Хоть и местные, но живём тоже не очень… Напишите заявление с просьбой выдать вам хоть какой-нибудь аванс в счёт зарплаты, а я напишу в бухгалтерию: "Выдать!». Я уже не пишу количество, а пишу, как просьбу… Он пишет: «Выдать!», и я иду в бухгалтерию. Главный бухгалтер посмотрел-посмотрел – и вернул мне записку. «Директор для меня в этих вопросах не начальник» – говорит. – У меня есть финансовые органы, финансовая дисциплина. Мы зарплаты не получаем, а из других статей я денег вам платить не могу». Я говорю: «Да, но всё-таки такое критическое положение… Знаете… больше не к кому обращаться. Я человек здесь посторонний, приезжий…». «Нет-нет-нет-нет!». Ну, «нет» – я повернулся и ушёл. Ушёл и продолжаю работать, потому что больше делать-то нечего. Это, как я говорил, было перед войной… Очень напряжённое состояние… Вы знаете, как это было… уже масло было в очереди по сто грамм… и очередь крутилась – по сто грамм набирала раз по десять… В общем, так…
Дед вздохнул.
– А я дежурю по «скорой помощи» ночью и днём… Как-то ночью вызывают к человеку – лёгочное кровотечение. Ну, приезжаю… Два часа ночи… смотрю – человек лежит на диване, изо рта у него кровь льётся, и вокруг обильное количество вылитой крови. Он лежит уже с почти бессмысленным выражением. У нас там было это… В Ялте было большое количество туберкулёзных, и вот эти каверны иногда вызывают кровотечения. Довольно часто там бывало это, и мы уже знали, как их лечить. Мы им вводили три-пять кубиков камфорного масла и ждали некоторое время. Кровь останавливалась. Я, значит, беру шприц, делаю укол, смотрю… а это тот самый бухгалтер, который мне отказал. Он на меня смотрит… уже приходит в себя… «Доктор… помните, я это… Это я… помните?..». Я говорю: «Что теперь помнить? Помнить нечего!». Ну, в общем, я там у него около часа был, пока кровотечение не остановилось окончательно. Он два-три дня дома полежал и потом опять вышел на работу… Я тебе, Леночка, просто хочу сказать, что этот бухгалтер был такой педантист… такой аккуратист!.. Он со своей стороны был прав, но практически, в жизни, как человек, он был неправ, потому что я в тот день какую-то вещь буквально за копейку продал, чтоб покушать. Через какое-то время нам выдали какую-то часть зарплаты, и, конечно, мы как-то выходили из положения, но, встречаясь со мной, он чувствовал себя виноватым. Теперь, спрашивается: так вот, закон законом, а как кровь горлом пошла, так тут уж всякие законы потеряли смысл. Когда я у него дома сидел, он говорил: «Доктор… вы меня простите!..». Вот такие случаи бывают… У Суворова закон был человеческий, а у этого бухгалтера – бумажный! Вот так!..
Детство золотое и сегодняшний день
(сказка третья)
– Ну-у, что-то вы приуныли, братцы! – воскликнул дед. – Вон Лена даже яблоки перестала чистить. Какой же мы сок сегодня пить будем? Нагнал я на вас жуткостей…
Не успел дед сокрушиться как следует, как в беседку вбежал внук. За ним, восторженно дрыгая хвостиком, влетела Майка.
– Во! – обрадовался дед. – Лучше я расскажу про моё детство! Про то, как я был вот такой, как Олежка… Майка! Маечка!..
Дворняга запрыгала под рукой деда, норовя лизнуть его в лицо.
– У нас семья была не то, что теперь. Шесть человек! Отец работал учителем в гимназии, а мы с Надей (моей сестрой) всё время играли вместе. Я был самый младший в семье, часто болел, и меня постоянно пичкали всякими калориями… что-то вроде шоколада и так далее… Я их терпеть не мог, а всё съедала обычно Надя. О, она любила покушать!.. Так вот… Как-то ей купили куклу. Да не простую куклу, а роскошную! Ты слышишь, Олежек?
– Слышу, слышу! – прокричал внук и выбежал вслед за Майкой из беседки.
– А, ладно! – махнул рукой дед. – Это, я думаю, и вам будет интересно послушать. Надя катала эту куклу в колясочке по улице… ходила с ней… все смотрят… Кукла сидит, как настоящая большая девочка в колясочке. И Надя сзади ходит, а кукла едет, музыка играет из неё, и головку она так сюда… и направо и налево… Всем кланяется! И Надя ходит так гордо, и все ходят вокруг и смотрят… И, конечно, девочки все ей завидуют: «Ах, какая кукла! Как настоящая!». Так вот, я её подначивал: «Давай посмотрим, почему она головкой машет то направо, то налево? Что за механика там внутри такая?». Недели две Надя не позволяла, но потом не выдержала – ей надоело: «Ну, давай!». И вот мы с ней сидим… она немножечко старше меня была… и разбираем куклу. Интересно – жуть! Возраст семь лет! Вот, вроде как у Олежки. И только мы, понимаешь, раскрыли… и всё! И музыка перестала играть, и головка перестала крутиться. Всё! А потом уже – «О-о!.. Уже не интересно-о!..». Мы и колесо поломали одно, и кончилось дело это… Вот так…
