Большинство из нас остановились перед входом в ущелье. Стив растянулся на плоском камне у края реки, пытаясь обсохнуть на неярком солнце и отдохнуть, чтобы не перетруждать больную ногу. Оскар срезал несколько больших листьев, положил их на землю и прилег на импровизированную постель, желая немного вздремнуть. Я решил идти дальше, вместе с Беном Бененсоном, тремя солдатами и съемочной группой, чтобы посмотреть на петроглифы.
За входом в ущелье река стала коварнее; временами мы погружались в воду по пояс, натыкались на невидимые камни и затонувшие ветки, проваливались в рытвины. Иногда путь перегораживали гигантские деревья, упавшие поперек реки и поросшие мхом. Если течение становилось слишком сильным, мы выбирались на берег. Вдоль реки проходила едва заметная звериная тропа, на которой солдаты распознали фекалии тапира и ягуара. Здесь река, быстро текущая между скал, с нависающими над ней деревьями, делалась более темной, таинственной, навевающей тревогу. Из воды там и сям торчали валуны, встречались перекаты. Петроглифов мы так и не нашли: солдаты полагали, что вода, поднявшись, скрыла скальные рисунки. Мы повернули назад, когда глубина реки резко увеличилась, а стены ущелья стали слишком крутыми, чтобы двигаться дальше. Несколько раз я опасался, что кого-нибудь из нас унесет течением.
И в самом деле, один раз Билла чуть не подхватил поток, когда мы шли по глубоководному участку внутри ущелья. Стив спас его, выставив ногу, за которую Билл ухватился как за якорь. Когда мы добрались до места, Стив печально показал мне свой айфон, корпус которого сильно разогрелся. Он уронил его в воду, а порт зарядного устройства не был полностью заткнут. В результате аккумулятор сгорел, и Стив потерял все фотографии из экспедиции, к которой он готовился двадцать лет. (Он целый год пытался восстановить снимки вместе со специалистами из «Эппл», но тщетно.)
Мы вернулись на гондурасскую посадочную площадку, где нас ждал «Эй стар», доставивший группу в лагерь. Там Вуди сообщил нам, что ожидается плохая погода. Он не хотел рисковать, нарываясь на непредвиденные обстоятельства, и решил начать сворачиваться на день раньше. Ровно через час, по его словам, я должен был быть в вертолете – сложить свою палатку, собрать вещи и ждать на посадочной площадке. Я был удивлен и разочарован, но Вуди сказал, что план эвакуации давно разработан и его придется выполнять. Даже Стив должен был возвращаться в тот же день. Вуди похлопал меня по плечу:
– Сожалею, старина.
Когда вертолет сел на площадку, вершины деревьев золотились. Было обидно улетать, ведь погода наконец исправилась. Но одновременно я испытывал некоторое злорадство при мысли о том, что ливни, вероятно, скоро вернутся и продолжат терзать тех, кому повезло остаться. Я сунул свой рюкзак в корзину, забрался в вертолет, пристегнулся и надел наушники. Через минуту мы уже были в воздухе. Когда машина оторвалась от земли, солнечные лучи отразились в бурлящем водном потоке, на мгновение превратив его в сверкающий клинок, а вертолет тем временем взмыл над деревьями и направился к ущелью.
Мы пролетели между крутых скал, и я опечалился при мысли о том, что покидаю долину. Она перестала быть неизведанной территорией. У1 становился частью большого мира, будучи открыт, обследован, нанесен на карту, измерен, обойден и сфотографирован, – он больше не был забытым всеми местом. Я радовался тому, что оказался в числе первооткрывателей, но в то же время сознавал, что наша работа уменьшила значение долины, лишила ее тайн. Скоро я увидел вырубки на горных склонах, вездесущие дымки, фермы со сверкающими жестяными крышами, тропинки, дороги, пастбища со скотом. Мы вернулись к цивилизации.
Глава 19
Это наши отцы-прародители
Мы вышли на посадочную полосу, сухую, нагретую так, что над ней дрожал воздух, – настоящая благодать после липких джунглей. Солдаты, охранявшие полосу, удивились при виде нас, мокрых, покрытых грязью. По их словам, в Катакамасе, всего в семидесяти милях от У1, дождей не было вообще. Они не стали сразу впускать нас в фургон, вежливо попросив облиться из шланга. При помощи палки я очистил свои ботинки. Даже струя воды смыла липкую грязь с тела лишь через пять минут. Оказавшись в отеле, я позвонил жене, принял душ и переоделся. Уложив в мешок свою вонючую одежду, я отнес ее в стирку, сочувствуя тем, кому придется этим заниматься. Затем я лег на кровать, подложив руки под голову. Недовольство из-за того, что пришлось покинуть У1, смягчалось восхитительным ощущением сухости, которого я не знал восемь дней, хотя на мне еще оставались следы укусов.
Наконец я присоединился к Стиву у бассейна. Мы погрузились в пластиковые кресла и заказали холодного «Порт-Ройяла»
[55]. Стив выглядел измотанным.
– Чудо, что мы выбрались оттуда живыми и здоровыми, – сказал он, промокая лоб салфеткой. – И что никого не укусила змея. Но, бог мой, сколько трудов! Когда я начинал, у меня была одна цель: опровергнуть или подтвердить легенду о Сьюдад-Бланка. Начало было таким, и вот как все повернулось. Может, этого и хотел обезьяний бог – завлечь нас туда.
– И что вы думаете? Подтвердили легенду?
– Мы подтвердили, что в Москитии обитало многочисленное население, которое создало культуру высокого уровня, не уступающую ни одной другой культуре Центральной Америки. Если мы вместе с гондурасскими властями сумеем сохранить это место, я сочту, что действительно кое-чего добился. Работа продолжается и, может быть, будет идти до конца моей жизни.
Тем вечером к нам за ужином присоединился Вирхилио. Я спросил его о вырубках в джунглях, над которыми мы летели. Он был потрясен и озабочен тем, что увидел. По его словам, мы нашли объект в последний момент – еще немного, и порубщики и мародеры добрались бы до него. Он разговаривал об этом с президентом, который был твердо намерен приостановить уничтожение лесов и даже восстановить вырубленное. В конце концов Вирхилио развел руками:
– Гондурасское правительство считает своим долгом защитить этот район, но у него нет денег. Нам срочно необходима международная помощь.
Вскоре помощь была оказана. Год спустя Международное общество сохранения природы (МОСП) обследовало долину, имея в виду сделать ее одним из своих объектов. Общество направило на У1 Тронда Ларсена, биолога и директора Программы быстрой оценки, чтобы выяснить, какую биологическую важность представляет долина и заслуживает ли она особой защиты. МОСП работает в различных странах, сотрудничая с правительствами и другими структурами в деле спасения экологически важных территорий. Это одна из самых эффективных экологических организаций в мире: она участвовала в защите материковых, прибрежных и морских районов общей площадью 2,8 миллиона квадратных миль в семидесяти восьми странах.
Гондурасские военные доставили Ларсена в долину, где он прошел пять миль, исследуя горные хребты, в южном и северном направлениях, двигаясь вдоль безымянной реки. Археологией он не занимался – только биологией.
Долина произвела на Ларсена сильное впечатление. «Для Центральной Америки это уникальное явление, – сказал он мне, – девственно-чистый, нетронутый лес» с «очень старыми деревьями», которые «давным-давно не видели человека»: возможно, пятьсот лет. Ларсен утверждал, что здесь созданы идеальные условия для обитания ягуаров, о чем свидетельствуют их следы и фекалии, обнаруживаемые повсюду. И еще, отметил он, это идеальное место для многих обитателей дождевых лесов, чувствительных к окружающей обстановке, особенно паукообразных обезьян. «Их изобилие – показатель потрясающего здоровья леса, – сказал он мне. – А это самые чувствительные животные из всех. Их поведение свидетельствует о том, что они прежде не видели человека». Он показал свои снимки паукообразных обезьян знаменитому приматологу Расселу Миттермейеру. Миттермейер был заинтригован, решив, что белые отметины у них на лице, необычно яркие, могут указывать на принадлежность животных к неизвестному подвиду. Правда, он оговорился: прежде чем что-либо утверждать, необходимо увидеть их живьем.
