«Когда христиане устали от войны, – писал один из монахов, – Господь счел уместным наслать на индейцев оспу». За шестьдесят дней оспа убила по меньшей мере половину обитателей Теночтитлана, население которого до контакта с европейцами составляло как минимум 300 тысяч человек. От нее скончался и очень способный преемник Монтесумы, Куитлахуак, который за сорок дней своего правления стал быстро создавать военные союзы: если бы он остался в живых, то, скорее всего, изгнал бы Кортеса. Но поскольку население Теночтитлана уменьшилось в два раза, а из-за эпидемии город и окрестности погрузились в хаос, Кортес снова занял его в 1521 году. Худшим последствием оспы стала полная деморализация индейцев: они ясно видели, как болезнь косит их, щадя при этом многих испанцев, и решили, что боги их прокляли и бросили, перейдя на сторону европейцев. Когда испанцы заняли город, один из наблюдателей написал: «Улицы были завалены трупами и больными, и нашим воинам приходилось шагать по телам».
Одновременно оспа бушевала и в Мексике – в юго-западную часть владений майя она проникла еще до появления испанцев. Майяские города опустели, а майя рассеялись по региону, по-прежнему проявляя жестокость и военную доблесть. Четыре года спустя болезнь проложила дорогу завоевателям в Гватемале, куда пришел один из капитанов Кортеса.
Через десять лет после первой вспышки оспы в Новом Свете болезнь проникла во внутренние районы Южной Америки. Пандемия также обрушила несколько великих доколумбовых царств в Северной Америке. В 1539–1541 годах Эрнандо де Сото занимался покорением могущественного и процветающего вождества Куза, существовавшего на части территории нынешних штатов Теннесси, Джорджия и Алабама и насчитывавшего около 50 000 человек. Двадцать лет спустя, когда европейцы появились там в следующий раз, людей почти не осталось – дома были брошены, плодоносные сады заросли чертополохом и сорняками. В долине реки Миссисипи де Сото обнаружил сорок пять городов, а век спустя французские землепроходцы Ла Саль и Жолье насчитали там всего лишь семь жалких поселений – на 86 процентов меньше. Бо́льшая часть североамериканцев стала жертвой эпидемии.
По оценкам некоторых ученых, которые являются предметом дискуссии, в доколумбову эпоху население Северной Америки составляло около 4,4 миллиона, Мексики – около 21 миллиона, Карибских островов – 6 миллионов и Центральной Америки – около 6 миллионов. Но к 1543 году индейцев на основных Карибских островах (Куба, Ямайка, Эспаньола, Пуэрто-Рико) не осталось: почти 6 миллионов человек умерло. На более мелких островах кое-как продолжали существовать несколько разрозненных индейских поселений.
Падение Теночтитлана, повсеместная гибель местного населения и новые волны пандемии позволили испанцам быстро подавить индейское сопротивление в большей части Центральной Америки. Можно провести сравнение с испанским завоеванием Филиппин, произошедшим приблизительно в это же время. Испанцы проявляли такую же беспощадность, но завоеванию не сопутствовали болезни: у филиппинцев имелся иммунитет к заболеваниям Старого Света, и полного вымирания населения не случилось. В результате испанцам пришлось идти на уступки и сосуществовать с коренными народами Филиппин, которые продолжали быть внушительной силой и сохранили свои языки и культуру. Когда испанцы ушли, их влияние почти исчезло вместе с испанским языком, на котором сегодня говорят лишь немногие.
Достигла ли катастрофическая эпидемия Москитии и, если да, как она проникла во внутренние районы, удаленные от тех мест, куда пришли испанцы? У нас имеется не так много источников, позволяющих выяснить, как эпидемия оспы 1519 года повлияла на Гондурас. Здравый смысл говорит, что если она бушевала на севере и на юге, то Гондурас тоже должен был сильно пострадать. Десять лет спустя после пика эпидемии Новый Свет постигло другое бедствие – пандемия кори. Нам известно, что Гондурас пострадал от нее жесточайшим образом. У европейцев корь протекает гораздо легче, чем оспа, и, несмотря на быстрое распространение, убивает редко. Но в Америке она оказалась почти такой же смертоносной, отправив на тот свет около четверти заболевших. Конкистадор Педро де Альварадо в 1532 году послал Карлу V доклад из Гватемалы: «По всей Новой Испании прокатилась волна болезни, которую называют корью; она поражает индейцев, полностью опустошая поселения». Пандемия кори в Гондурасе совпала с эпидемиями других болезней, среди которых, вероятно, были брюшной тиф, грипп и чума.
Антонио де Эррера, еще один испанский хронист той эпохи, писал: «В это время [1532] в провинции Гондурас случилась крупная эпидемия кори, которая распространялась от дома к дому, от деревни к деревне, и много народу умерло… а два года назад случилась эпидемия плеврита и желудочных болей, которая тоже унесла жизни многих индейцев». По мнению испанского историка Овьедо, в 1530–1532 годах болезни закончились смертью половины жителей Гондураса. Один испанский миссионер сетовал, что лишь три процента обитателей побережья выжили, и «вероятно, в ближайшее время исчезнут и остальные индейцы».
Британский географ Линда Ньюсон защитила магистерскую диссертацию о демографической катастрофе в Гондурасе за время испанского владения им, озаглавленную следующим образом: «Цена завоевания: убыль индейского населения Гондураса при испанском правлении». Это крайне подробный анализ того, что случилось в стране. Установить, сколько коренных жителей проживало там изначально, нелегко; особенно это касается Восточного Гондураса и Москитии, которые не подверглись колонизации. Однако Ньюсон, просмотрев огромное количество документов, назвала наиболее правдоподобную цифру, хотя, как отмечает она, отсутствие качественных раскопок не позволяет ничем подкрепить эти предположения.
Исходя из ранних повествований, оценок численности населения, исследований, посвященных культуре, и сведений экологического характера, Ньюсон пришла к выводу, что в тех частях Гондураса, которые были колонизованы испанцами в первую очередь, до вторжения проживало около 600 000 человек. К 1550 году там осталось только 32 000 коренных жителей. Таким образом, население сократилось на 95 процентов – ужасающая статистика. Ньюсон приводит такие цифры: от 30 000 до 50 000 человек были убиты в ходе завоевания, от 100 000 до 150 000 – взяты в плен и вывезены из страны в качества рабов. Почти все остальные – более 400 000 – умерли от болезней.
По оценке Ньюсон, в Восточном Гондурасе, частью которого является Москития, до испанского завоевания плотность населения составляла около тридцати человек на квадратную милю, а значит в горных районах Москитии обитало приблизительно 150 000 человек. Однако обнаружение крупных городов, наподобие У1 и У3 (Ньюсон не знала о них, когда писала диссертацию), заставляет заметно скорректировать эту оценку. Какой бы ни была реальная численность населения, мы знаем, что область являлась богатой и процветающей, связанной с соседними регионами густой сетью торговых дорог, и ничуть не походила на удаленные от цивилизации, практически необитаемые джунгли, которые мы видим сегодня. Есть свидетельства Кортеса и Педрасы о наличии в этих краях обширных и преуспевающих провинций, подтвержденные исследованиями У1 и У3, Лас-Круситаса, Ванкибилы и других руинированных городов Москитии.
Горные долины вроде У1 находились слишком глубоко в джунглях, чтобы заинтересовать конкистадоров или работорговцев; обитавшие там люди, скорее всего, безбедно существовали и после появления европейцев. Многие из этих районов открылись миру лишь в начале XX века, а то и позднее, и, насколько нам известно, некоторые части Москитии остаются неисследованными по сей день. Но с учетом того, как распространялись заболевания, долина У1 не могла избежать общей судьбы. Эпидемии европейских болезней почти наверняка опустошили У1, У3 и остальные части Москитии между 1520 и 1550 годами. (Для уточнения данных потребуются более обширные и качественные археологические работы с применением современных технологий; возможно, дадут результаты и продолжающиеся раскопки У1.)
