— А как они действуют?
— Ну… Вот барышня какая посылает запрос — «суженый мой ряженый», или кавалер, соответственно, любовь всей жизни призовет. Форма, кстати, значения особого не играет. Зеркальце активируется, когда активируется телефонный аппарат, затем телефонный аппарат тот запрос перенаправляет, а там, у телефонщиков, на каждой станции — адресная книга. Адрес выбирается случайно, время тоже случайно. Если два запроса посылаются одновременно, велика вероятность, что и адрес они получат один на двоих. Так что — шашка в дамках — судьба нас свела, поедемте в нумера! — Последние слова Гирштейн пропел на мотив модного шлягера.
— И все? Просто адреса из адресной книги?
— Без конкретного дома, конечно, и без фамилий, мне лишние скандалы ни к чему. Ну и иногда к посланиям какой-нибудь афоризм присовокупляется, это уж от меня лично, — типа «извилисты дороги судьбы» али «плачет не человек, а душа»…
— А его высокородие что тебе на это сказал?
— Сказал из города не уезжать, вызовет меня попозже, а если попробую сбежать, грозился тебя по моему следу отправить.
Перфектно! Значит, эта паучья ниточка оказалась вовсе ненужной.
— А пауков зачем по ободу зеркала пустил? Нравятся они тебе?
— Штампуются они просто, — честно ответил гнум, — так дешевле. Но специально для тебя, коллежский асессор, могу присочинить символичную историю.
В казначействе, а они, к слову, службу начинали на час раньше остальных, нас встретили как родных. Крестовский, оказывается, им уже телефонировал и предупредил о нашем скором прибытии. Пока Марк подписывал свои бумаги, я получила часть жалованья, мне причитающегося, остатную мне в половине серпеня выплатят, и подъемные. Сумма была приятной и, хоть ни в какое, конечно, сравнение она с «мелочью» Гирштейна не шла, душу мне грела изрядно.
Мы вполне дружелюбно попрощались с Марком Иреновичем у дверей присутствия, я почла своим долгом извиниться за излишнюю боевитость, он извинения принял, и мы разошлись. Я поднялась по ступенькам, он пошел вдоль набережной.
У стойки вахтенного отирался неклюд Бесник, который встретил мое появление радостным возгласом:
— Чавэ! А что это на тебе за странные тряпочки понацеплены?
«Странный вопрос от человека в малиновой сорочке», — хотелось мне ответить, но я лишь поздоровалась:
— Вы у нас какими судьбами, господин Бесник?
— Так мне теперь каждый день к вам приходить отмечаться надобно. Через месяц уже пореже — только раз в неделю.
Я кивнула, желая попрощаться, но Бесник поднялся со мной на второй этаж, продолжая говорить:
— А давай я теперь по вечерам ходить отмечаться буду? Ты во сколько службу заканчиваешь, чавэ?
Я уселась на свое рабочее место и поправила очки.
— К чему сие любопытство?
— Провожать буду, — серьезно ответил неклюд. — Ты у нас барышня видная, небось какой тать тебя по пути в «Гортензию» обидеть сообразит?
Мне стало немножко жалко дорожного татя. Стоп!
— Ты почем знаешь, где я живу?
— Так, почитай, вся Мясоедская уже знает, — рассмеялся неклюд. — На вывеску с твоим светлым ликом скоро уже экскурсии водить начнут!
Экскурсия. Словечко было новомодное и не так чтоб общеупотребительное. И ввернул его в свою речь неклюд с явственным удовольствием.
— Да мы с тобой практически соседи, чавэ!
Настенные часы пробили десять, в приемную вошла Ольга Петровна, на этот раз в желтом платьице с кружавчиками. Каштановые свои волосы секретарь сегодня распрямила и скрепила чуть пониже затылка желтым кружевным же бантом.
Ляля поздоровалась слегка неодобрительно. Яркий неклюд, склонившийся над моим письменным столом, на приличного мужчину походил мало.
— Ну так я пошел, — Бесник размашисто поклонился. — Свидимся еще, чавэ.
Я ничего не ответила. Мамаев оставил на моем столе свои вещи, и я была занята уборкой оных.
— Новый поклонник, Гелечка? — Сегодня Ляля была бледна и неприветлива. — Где только такие находятся?
— Сосед, — честно ответила я. — Увидел внизу, зашел поздороваться.
Ольга Петровна тоже занималась уборкой, сметая со стола видимые ей одной пылинки. Мне захотелось ее как-то развеселить.
— А я же пошла вчера в Швейный переулок! — проговорила я громким шепотом. — И представь…
— Что? — Ляля быстро глянула в мою сторону и отвела глаза.
— И видела там Эльдара Давидовича собственной персоной!
Ляля вздохнула, будто с облегчением, но мне могло и показаться, и покачала головой:
— И с какой же барышней на этот раз был наш любвеобильный Мамаев?
— В одиночестве. Может, именно с ним тебя паучье колдовство свести пыталось?
— Сомнительно, — Ляля откинула крышку самописца. — Я когда на службу устраивалась…
Девушка умолкла, будто поняв, что сболтнула что-то лишнее. Потом тряхнула волосами:
— Впрочем, это не является какой-то страшной тайной. В любом случае тебе кто-нибудь об этом донесет. Когда я только начала секретарем Семена Аристарховича работать, господин Мамаев проявлял ко мне интерес, и мне даже некоторое время казалось, что он за мной ухаживает.
Она замолчала, я с ужасом заметила, что глаза ее увлажнились, Ляля собиралась плакать. Женских слез я боялась, если они не мои и не для дела, поэтому заполошно вскочила с места, выхватила из-под манжеты носовой платок и ринулась к коллеге:
— Он тебя обидел?
Ляля платок приняла, изящно в него высморкнулась и бросила к себе в стол.
— Знаешь, самое обидное, что он, наверное, так ничего и не понял. Он же легкомысленный у нас, Эльдарушка, женолюб и бонвиван. У него таких, как я, влюбленных дурочек десятки, наверное, если не сотни.
Мне было неловко. Эльдар мне нравился. Не как мужчина, а как… Человек? Коллега? Но и к Ляле я испытывала чувства самые что ни на есть теплые. Как же ей, наверное, трудно здесь служить, каждый день его видеть…
Колокольчик на секретарском столе призывно звякнул, Ольга Петровна шмыгнула носом, подхватила планшетик и юркнула в кабинет.
Я вернулась на свое место. Надо бы с самописцем поработать, вчерашние знания применить. Ляля вышла с очень недовольным видом.
— Это тебя зовут, — сообщила мне и, всхлипнув, плюхнулась на стул, опустив лицо в сложенные на столешнице руки. Ее плечи сотрясли рыдания.
Как женщина и суфражистка, я должна была остаться и посочувствовать ей, как чиновник восьмого ранга — устремиться на зов начальства. Чиновник во мне победил. Я вошла в кабинет.
Мамаев сидел напротив шефа, размахивал какими-то бумагами, Крестовский просматривал лежащий на столе документ, поднял голову, велел:
