— У Уварова с Семеном Аристарховичем — сходные типы магии. Вот и хочу я узнать, не он ли — наш паук-убийца. Да даже если не он, мне знающие люди говорили, что он под круглосуточным наблюдением находится, — может, узнаю что-нибудь для дела важное.
— Например?
— Ну, сложно ли магическим мгновенным перемещениям научиться, к примеру. Или вот, может, есть какой обряд, чтоб свои чардейские умения другому человеку передать.
— Любопытно, — протянула Ляля. — Ну что ж, сыскарь, иди работай. А мы пока здесь свою службу нести будем. Вечером мне все расскажешь.
Я радостно ринулась к выходу.
— Погоди. — Я остановилась, полуобернувшись. — А дядя тебя не заругает за то, что ты со мной вечером в театр пойдешь?
— Надеюсь, он не заметит. — Губы у девушки были все еще синюшными, это стало очень заметно, когда она растянула их в неживой улыбке. — Андрей Всеволодович подготовкой приема занят очень. День рождения, юбилей…
— Это который в понедельник был? Ты мне говорила.
— Именины в понедельник, а прием по этому поводу — в субботу, — кивнула Ляля.
— Славно. Тогда до скорой встречи. Я после обеда в присутствие вернусь.
На столе Ольги Петровны ожил колокольчик, и она, кивнув мне на прощание, отправилась к шефу.
Зорин от возницы отказался, сам сев на облучок, я устроилась в коляске, повозилась с рычагами откидного верха, не справилась и плюнула — разумеется, только фигурально. На солнце меня изжарит очень быстро, а у меня кожа… кхм… ну как у всех рыжих, веснушками покроюсь до самых бровей. Да и ладно. С лица не воду пить и не о внешности мне сейчас думать надобно. Я подумала, о чем надо, — не думалось, и, хлопнув Зорина по спине, я призвала его обернуться.
— Коляску останови, я к тебе на облучок пересяду.
— Ты чего удумала, Гелюшка?
— Поговорить я удумала, — ворчала я, взбираясь к нему. — Трогай!
Разговор у нас из-за дорожной тряски, палящего солнца и из-за того, что собеседник мой развернуто отвечать на мои вопросы не желал, получился сложный.
— Я и не говорил с ним ни разу после того случая, — басил Зорин, перекрикивая стук лошадиных копыт по булыжной мостовой пригорода. — Он никого из нас допустить не пожелал, Митька-то. Даже Крестовского, хотя с ним-то они лучшие друзья прежде были.
— Как его арестовали?
— Он на обер-полицмейстера напасть пытался.
— На нашего Петухова?
— Ну да. Мы давителя выслеживали всем приказом и… А, дело прошлое.
На самом-то деле этот вопрос меня интересовал постольку-поскольку. Арест мокошь-градского давителя освещался в прессе многословно и разносторонне. Дева там еще какая-то замешана была, имя девы как раз не оглашалось, видимо, по требованию родственников. Об этом я Зорина и спросила.
— Это Александра Андреевна, Петухова единственная дочь, — ответил он неохотно. — У них с Уваровым нежные чувства были, на этом его Семушка и подловил.
— Так его Крестовский вычислил?
— Он. И мы все даже подумать не могли, через что ему пришлось переступить, чтоб лучшего друга в этом заподозрить.
— А вот еще…
— Дело прошлое, Гелюшка, — отрезал Иван Иванович, мы как раз выехали на обычную грунтовую дорогу и можно было не кричать. — А говорить мне о том до сих пор трудно.
— Как вы познакомились, — спросила я, чтоб сменить тему, — все четверо?
— Обычно. Мужской воинский долг Берендийской империи отдавали, там в гарнизоне и сошлись.
— Что? Вот прямо все великие чардей в одном гарнизоне сошлись?
— Ну, не сразу, конечно. Я как в силу вошел, стал думать, к кому прибиться, к кому в ученики пристроиться. Время тогда было неспокойное, чардеев только по военному ведомству пользовали, ну еще для развлечений, но это не для меня было. Тут как раз узнал, что на магольской границе есть такой чародей Крестовский, из молодых да ранних. Вот и привлек все возможности, чтоб в тот гарнизон перевестись. Семушка с Митькой — друзья детства, вместе росли. А уж Эльдар — вообще из гусар к нам прибился. Учения были в степи, его рота там участие принимала. Во время привала подошел к нам, нехристь басурманская, магическими силами мериться. Дерзкий, что петух в курятнике. Я — боевой маг, говорит, и сейчас буду из вас суп-шурпа делать. Семка его, конечно, в три приема укоротил. Так и подружились.
Перфектно… И что мне это дает? Ровным счетом…
— А с барышней Петуховой что сталось?
— С Ольгой Петровной? — испугался Зорин.
— С Александрой Андреевной!
— Да чего с ней станется. Погоревала некоторое время и дальше жить принялась. Да ты ее на приеме сама увидишь.
— А Ляля что?
— Я так разумею, она у Петуховых заместо приживалки. Хорошая девушка, только не в то место служить пришла.
— Вы ей не доверяете?
— Семен думает, она к нам Петуховым личным шпиком приставлена. Впрочем, я в этом не уверен, наш начальник и ошибаться может. Про тебя вот, например, не угадал же.
— А что про меня?
— Ну ты ведь тоже — петуховская протеже, он думал, тебя в помощь Ольге Петровне определили.
Я фигурально хлопнула себя по лбу. Понятно, почему мне каждую чуточку из Крестовского чуть не клещами тащить приходилось.
— Я не шпик.
— Можешь не клясться. После покушения и Семен в этом уверился. Отравленная лошадь! Здорова ты забавности сочинять!
— А ведь Петухов тоже вашей воинской косточки? — Мысли мои носились скорее слов, я уже забыла обидеться на шефа за несправедливые подозрения и ломилась дальше. — Где он раньше служил, на каком кордоне?
— Не все воеводы на кордонах служат, — покачал головой Зорин. — А впрочем, ты лучше у Ляли сама спроси.
«Ну уж не у обер-полицмейстера точно», — подумала я.
За разговорами мы прибыли к месту назначения. Скорбный дом скорбным издали не выглядел, а смотрелся скорее нарядным помещичьим особняком. Он стоял на холме в излучине неширокой реки. Четыре этажа, оранжевые черепичные скаты, чистые окна с прозрачными стеклами. Подъездная дорожка обвела нас вдоль выбеленной стены во двор. Зорин натянул поводья, спрыгнул первым и подал мне руку. Я помощь приняла. Пока разминала затекшие в дороге ноги, Иван Иванович прошел через двор к пристройке, постучал в дверь и скрылся за ней.
Итак, что мы имеем? Кучу обрывков, которые очень сложно собрать в общую картину. Пока ясно одно: чародейский приказ с разбойным не дружен, и виной тому взаимное недоверие и обида. То, что в дела служебные контрапунктом вплетаются любовные страдания, ясности не добавляет. Есть давнее преступление, наказание за которое отбывает Уваров, и есть паук-душегуб, никак с ним на первый взгляд не связанный. Ну, разве что если связью не считать, что и в том и другом случае задействован великий колдун. А еще — женщины. То есть в первом случае у нас была Александра Петухова, а во втором — пассии любвеобильного Мамаева. Стоп, Геля! Не пассии, вторая дева — это ты и есть. Для этого тебя с Эльдаром Давидовичем господин статский советник и обручил. Он ловит убийцу на живца. На тебя! Поэтому и охрана у «Гортензии», и просьба никому ничего не рассказывать. Хорошо… Я — живец, а убийца? Кто может желать зла новой мамаевской любовнице? Ляля?
