— Тсс… — шеф взял меня за руки. — Не стоит произносить таких имен просто так…
Меня опять повело. Да что ж это творится? Что у него за феромоны такие?!
— Слушайте, — возбужденно продолжило начальство. — Мы собрали уже все необходимые доказательства. Арест Ольги Петровны Петуховой будет произведен на рассвете и уже к вечеру у нас будет полная картина убийств. Мы играем наверняка.
Дверь, через которую меня выводил Крестовский, открылась. На крыльце появилась внушительная бабища с лоханью наперевес.
— Кто тут шляется? — спросила она грозно и перехватила лохань, в которой плюхалось нечто неаппетитное.
Мы вскочили с табуретов и выбежали через калитку, как парочка нашкодивших подростков. Улочка, где мы очутились, была тишайшей, шеф уверенно прошел за ближайший угол, затем остановился, повернул меня к себе, придержав за плечи.
— Сейчас мы выйдем на бульвар около входа в фильмотеатр. — Его длинные пальцы быстро поправили ленты моей шляпки, затем он достал из кармана очки и осторожно надел их на меня. — Показ уже закончился, так что людей на улице будет предостаточно.
Закончился? Значит, основную фильму я профукала? Немножко обидно. И спутники мои, наверное, тревожатся, где меня носит.
Я кивнула:
— Тогда давайте я первая пойду. Меня Бесник с Марком Иреновичем обыскались уже небось.
— Вы проводите время в компании неклюда и гнума? — спросил Семен Аристархович неприятным голосом.
— Получается, что да, — развела я освободившиеся от его прикосновений руки. — Но вы же сами давеча говорили, что, как я после службы развлекаюсь, никого не волнует. Тем более что господа эти очень мне пригодились для сбора служебной информации.
Я еще хотела сообщить, что пресловутый Савва Кузьмич, учитель мой Вольский, вбил в наши головы, что для сыскаря налаживание связей — вещь наиважнейшая для работы, и любой встреченный человек для раскрытия дел пригодиться может. Но шеф, кажется, к беседе нашей интерес утратил, оттолкнул меня взглядом:
— Тогда ступайте к своим информаторам. Надеюсь, на службе вы завтра появитесь без опозданий. Вам придется часть обязанностей Ольги Петровны на себя взять, пока мы нового секретаря не примем.
Я щелкнула каблуками никак не предназначенных для этого вечерних туфелек и отправилась исполнять приказ. Потому что помедли я еще минуточку — не выдержала бы, бросилась на широкую львиную грудь, ожидая продолжения «нужных для дела» поцелуев.
На бульваре было действительно многолюдно. Я подошла к самому входу в фильмотеатр, туда, где начинался бортик ковровой дорожки, и принялась стоять, краешком глаза косясь в сторону, откуда должен был появиться Крестовский. За ним дело не стало, я заметила его статную фигуру в свете фонарей. Он пересек мостовую, перейдя на другую сторону улицы, поправил шляпу, поклонился даме в проезжающейся коляске. Коляска остановилась. Семен Аристархович перекинулся с пассажиркой парой слов, рассмеялся на какую-то фразу. Собеседница его оказалась красоткой, холеной русоволосой прелестницей, молоденькой и улыбчивой. По левую руку от нее сидела сопровождающая ее пожилая женщина, по-видимому дуэнья. Шеф покачал головой, будто отказываясь от чего-то, затем развел руками и тоже сел в коляску, напротив дамы. Они уехали, а я поняла, что хочу разреветься.
— Вот ты где, чавэ. — Бесник подошел со спины, и я успела незаметно вытереть глаза тыльной стороной ладони.
— Где гуляла, асессор? — строго спросил гнум.
Спутники мои, видимо, сдружившиеся за время моего отсутствия, переглянулись.
— Я бы тебе рассказал, чем эта барышня пахнет, — протянул неклюд, пошевелив кончиком носа, — и какие выводы из этих запахов сделать можно, но промолчу, памятуя, что при нас дама.
Оба они противно захихикали. Я решила тему не поддерживать. Бесник своим звериным чутьем состояние мое, конечно же, учуял. Ну и пусть, ну и ладно. Мы немного прогулялись по бульвару, гнум потребовал с Бесника еще каких-то угощений, намекая на будущие барыши, поэтому продолжали прогулку мы, нагруженные сластями: пряниками, засахаренными орешками и липкими леденцами на палочках — всем тем разнообразием вкусной, но легкомысленной снеди, которую можно было приобрести у уличных лоточников.
— Я сегодня точно решил в фильматографе себя попробовать, — сообщи мне неклюд, — Марк как раз с вересня фильму снимать будет и меня на главную роль пригласил.
— Неклюдов никто еще на экране показывать не пытался, — вторил ему гнум. — Я первый буду. Бесник у нас мужчина фактажный, камера его любить должна. История будет про пленницу Варвару и…
— Про Варвару уже было, — возражала я. — Тебя за воровство чужих идей в суд призовут и штрафами обложат.
— Да? Ну ладно, пусть не Варвара, пусть, к примеру, Евангелина. Только пленницей она должна быть обязательно, публика это любит. Ее должен какой-нибудь экзотический принц пленить, ну, магольский, к примеру. Сначала она будет его ненавидеть, а потом влюбится.
— Ты живых маголов хоть видел? Они же… — я повертела в воздухе рукой, — специфические очень, навроде яматайцев.
— Ой, асессор, я тебя умоляю! Я не видел. И никто не видел, кроме шибко разумных заучек. Да и вообще, публику не правда интересует, а страсть, а уж страсть я им обеспечу. Я и магольский принц Бесник вместе со мной. Кстати, не хочешь на роль пленницы попробоваться? Там сцена будет трепетная очень. Пленница в прозрачных кисеях и расшитом драгоценностями лифе тоскует, руки ее прикованы к стене темницы над головой, отчего лиф расшитый только выигрывает, тут заходит принц, делает глазами вот так…
Я отказалась, даже не дослушав.
Время было уже позднее, на башенных часах отбило час пополуночи, мы направились в сторону моего дома. У переулочка, ведущего в гнумскую слободу, Марк Иренович вежливо с нами попрощался, а Бесник сообщил, что проводит меня до подъезда и уйдет не раньше, чем я в комнате магический светильник зажгу. А потом оказалось, что возжигать мне уже нечего и негде, потому что меблированные комнаты «Гортензия» догорают, разбрасывая над пожарищем снопы искр.
Кажется, на улице были все жители квартала и еще парочки соседних, сновали люди с ведрами, раздавались выкрики «Сюда!», «Подсоби!», «Налегай!». Вода с шипением лилась на горящую древесину, к небу поднимались клубы дыма. В стороне выла истошно баба: «Да что же это деется-то, люди добрые?!»
— То-то я зарево еще с бульвара заметил, — проорал мне неклюд, перекрикивая шум толпы. — Стой здесь, чавэ, ближе не подходи!
И он побежал, ввинчиваясь в скопление народа. Скопление, кстати, начинало редеть. Думаю, пожары в этом городе — явление не такое уж редкое, при деревянных-то постройках, привык к ним народ местный. Потушили, и слава богу, а на том и расходиться можно.
— Сундук мой там сгорел, — всхлипнула я жалобно неведомо кому. — И мундир тоже…
— Ну, одежки-то я спасти успела. — Лукерья Павловна обняла меня за плечи, накинув краешек своей шали. — Гришка за сундуком следить приставлен. Ты его после найди, мальца, как в арестантской меня определишь.
