— Вас есть за что арестовывать? — Я склонилась головой на мягкое тетушкино плечо, было уютно, почти как в объятиях маменьки.
— Я человека убила, Гелюшка. — Женщина тяжело вздохнула. — Своими руками на месте порешила.
— Так, может, он заслужил? — Брать под стражу хозяйку дюже не хотелось.
— Может, и заслужил, — не спорила та. — Ночью по надобности вышла я в коридор, кочергу еще прихватила, ты же знаешь, заедает у нас задвижка в том самом помещении. Ну вот, иду, значит, кочерга в одной руке, свеча в другой, на втором этаже смотрю, шебуршит кто-то у твоей двери, да не один, — двое татей было. Я прикрикнула, кочергой замахнулась, один по лестнице побежал, другой на меня двинулся. Я как его рассмотрела, чуть не сомлела от ужаса: голова паучья, Глазьев немерено, а изо рта жвалы торчат. А дальше как в тумане. В себя пришла, когда на полу страховидлу эту кочергой добивала. Писк, хруст, кровища вонючая во все стороны брызжет, а вокруг огонь трещит. Я-то свечу выронила, чтоб кочергу двумя руками сподручней держать, от огонька свечного занавеси коридорные занялись. Хорошо еще, я не молча свирепствовала, орала в голос, так что всех перебудила. Получилось, выйти-то все успели, не сгорел никто. Гришка к тебе кинулся, не знал, что тебя нет еще, я за ним, тут балка рухнула, поэтому мы твой сундук к внешней стене двинули, он же тяжелый, но двигался просто.
— Там колесики по дну привинчены, — всхлипнула я, — гнумская работа.
— Ну, вот мы тем сундуком полстены-то и вышибли, и на нем на двор свалились. Хорошо, только второй этаж, а так бы костей не собрали.
— Да, хорошо, — согласилась я.
Тетя Луша заплакала, размазывая по лицу пожарную копоть:
— Арестуй уж меня, Гелюшка. Не чужие мы люди, лучше уж ты, чем кто другой.
— Он бы вас убил. Понимаете? Если бы не вы, то он. Нет на вас этого греха.
— Так еще есть, — шмыгнула носом хозяйка. — Помнишь, ко мне давеча господинчик сальный заходил, вы еще на лестнице встретились?
— Да. — К чему она ведет, я не понимала.
— Страховщик это, мы бумаги подписывали. Как раз супротив пожарных случаев…
— И что?
— А то, что сама ведь я дом свой пожгла.
— Не думаю, что у вас будут проблемы с получением страховой суммы, — раздалось у нас за спинами.
Как долго стоял там Крестовский? Может, и весь сказ услышать успел. Но голос принадлежал именно ему.
— Если хотите, вам завтра в чародейском приказе оправдательную бумагу выдадут. Евангелина Романовна ее составит, а я подпишу.
— Это мое начальство, — шепнула я женщине.
Та заворковала благодарности, кланяясь чуть не в пояс, хлопотливо заозиралась:
— Так я завтра в присутствие подойду. Спасибочки, ваш бродь. А Гришка-то, Гришка мой где? Нас соседка переночевать сегодня пустит. А ты-то как, Гелечка? С нами пойдешь?
— Я обустройством Евангелины Романовны лично займусь, — пообещал шеф. — В лучшем виде ее разместим, вашу погорелицу.
Тетя Луша возражать не стала, не до того, видно, было. Местные мальчишки уже вовсю орудовали на пепелище, доставая из-под углей уцелевшее столовой серебро.
По всему видно, тушили пожар не только водицей, но и магическим образом, потому и догорело быстро.
— Обожжетесь, ироды! — прикрикнула на них Лукерья Павловна. — Прочь! Не сметь мое имущество присваивать!
Шеф приблизился ко мне, встал очень близко — не обнял, а как бы предложил опереться, и я прислонилась к нему спиной. И почему-то сразу полегчало.
— Да, Попович, — задумчиво протянуло начальство, — натворили мы с вами дел.
— А мы при чем?
— При том, что думать быстрее надо, — непонятно ответил Крестовский и громко проговорил уже не мне: — Оцепить квартал, всех подозрительных личностей под стражу. Зорин с Мамаевым явились?
Я обернулась. Вокруг появлялись люди в полицейских мундирах, раздавались свистки городовых.
— Здесь я, — Иван Иванович держал в руке какую-то рогульку, навроде раздвоенной куриной косточки.
— Посмотри там, — велел Крестовский. — Либо труп в развалинах, либо не совсем труп. Хозяйка его кочергой пришибла.
— В приказ его доставить?
— Да. В арестантскую, да лекарей вызови, если он еще жив. И еще… — Шеф помялся, почему-то глядя на меня. — Еще два трупа нужно к нам перевезти…
Что он говорит? Тетя Луша же уверена, что никто не погиб.
Зорин что-то спрашивал, уточняя, а я, покинув чардеев, уже брела к соседнему дому, у стены которого лежали два тела, покрытые мешковиной. Пашка и Димка, мои шпики неумелые. То-то я их, уходя, не приметила, то-то…
— Слабенькая она у нас, нервическая, — Зорин придержал меня за затылок. — Гелюшка, ты уж соберись как-то, не могу я тебя сейчас колдануть, силы мне беречь надо.
Я глубоко дышала. Что мне стоило, дурище, дома остаться? Не случилось бы тогда ничего, ну или случилось бы, но только со мной.
— Стилет, — пояснял кому-то шеф. — Никаких следов колдовства, обычное убийство. Мамаев где?
— Нет его, Семушка, — басил Зорин. — Сам удивляюсь. Вызов от тебя мощный был, меня разбудил моментально.
— Понятно. Попович, идти можете?
Я покачала головой. Я не то что идти, жить не могла. Глаза застила бурая пелена, и я не видела ни зги, только звуки и оставались.
— Понятно.
Ноги мои оторвались от земли, кто-то, хмыкнув и не особо напрягаясь, понес меня на руках.
— Что случилось, чавэ?
— Бесник, вы очень кстати. — От шефа хорошо пахло, и я тихонечко зарылась носом в его воротник. — Идите с Иваном Ивановичем, там где-то ваш сородич под обломками, помогите его найти.
Неклюд не возражал, поскольку голоса его я больше не слышала. Меня посадили на что-то твердое, я застонала, потому что носу стало прохладно и невкусно. Потом меня немного потрясло под цоканье лошадиных копыт. Тряска почему-то подействовала благотворно, у приказного подъезда я даже смогла открыть глаза и самостоятельно проследовать с Семеном Аристарховичем на второй этаж.
— Сидите здесь, — велел он, подталкивая меня на угловой диванчик в своем кабинете. — А лучше лежите, а еще лучше — спите. Вашу тонкую душевную организацию здесь ничего не потревожит.
Наверное, он немножко подколдовал, потому что я послушно заснула.
Глава седьмая
В коей редеет состав чародейского сыска, а Геля выясняет, что где паук, там и паутина
Младой шляхтич или дворянин, ежели в ексерциции (в обучении) своей совершен, а наипаче в языках, в конной езде, танцевании, в шпажной битве и может добрый разговор учинить, к тому ж красноглаголев и в книгах научен, оный может с такими досуги прямым придворным человеком быть.
