– Ну… ты же сама сказала, что бокс нужно бросить, – вяло сказал я, пряча глаза за ладонью. Вроде как устали они от солнца…
– Я сказала, да! И ты что, сразу бросился исполнять?! Да щас прям! Это же ты! Я тебя как облупленного знаю! Знала. А теперь – не знаю…
Мама тяжело вздохнула, облокотилась на стол, подперев кулаками подбородок, и стала смотреть мне в лицо – будто просвечивала рентгеном.
Я тоже молчал. Сказать нечего, да и не о чем. Права она, это уж само собой ясно. Встать и уйти – невежливо и нехорошо. Мама этого не заслужила, точно.
– А что у тебя с девочками? Ты… встречаешься с кем-нибудь? Сынок… с тобой все нормально? Может, ты… перестал любить девочек?
Я чуть не заржал! Вот мне еще этого только не хватало! Мать меня подозревает в том, что я гомик! Не убийца, не маньяк, не странный тип, который видит светящихся людей, – гомик! А что – бритва Оккама в действии! Наиболее вероятное. Не Бесы!
– Ну, так-то я пойму… главное, чтобы тебе было хорошо, сынок! Ты поделись со мной… не таи в себе!
Вот тут я заржал – истерично, до слез, едва не падая со стула. Все, что накопилось у меня за эти годы, все, что случилось в последний, страшный год, – все вылилось в яростном, с нотками истерики смехе. Я хохотал, смотрел на серьезную, даже траурно серьезную маму и снова ржал. И так продолжалось минут пять – кошмарно долго и кошмарно безумно.
– Все? Полегчало? – Мама кивнула, будто подтверждая свои наблюдения, и я подтвердил:
– Немного. Мам, я не гомик. Мне просто ничего не хочется. Мне все скучно. Да, после смерти Петровича бокс мне стал не интересен, и я не могу с собой ничего поделать. Неинтересно, и все тут! Надо бы, конечно, ходить в спортшколу – организм требует. Хочется движения, чтобы кровь бурлила! Но как вспомню, что сейчас вместо Петровича какой-то… хмм… человек со стороны, и с души воротит. Не могу! Не хочу.
– Пойди в какие-нибудь единоборства! Если бокс не интересен! Сейчас полно секций единоборств пооткрывалось – их вначале запретили, 219-я статья, слышал? Вот. А сейчас опять открываются. Интересно! Всякие там японские штучки! Или китайские – я не особо разбираюсь. И по голове не бьют! И спорт! И экзотика! Я с ребятами созвонюсь, узнаю – где лучше! И давай тренируйся!
– Мам… ерунда это все! – досадливо сморщился я. – Балет один! Они же не бьют, а раз не бьют – толку от них? Балеруны… Я вот что хотел бы… ты мне говорила про то, чтобы поступить в университет… я согласен! Надоело в школе. Скучно. Они все такие банальные, такие…
– Такие дети? – усмехнулась мама и довольно кивнула: – Давно бы так! Вот и интерес к жизни! А то сидишь в четырех стенах и носу на улицу не кажешь! Хоть бы девчонку завел! Ты точно не… того?
– Тьфу! Мам, прекрати! И так до истерики довела! Давай звони своим дружбанам, учиться в университете буду!
* * *
Я не знаю, каким она там дружбанам звонила и какие усилия для этого приложила, но только через пару недель мне позвонили из школы, вызвав на беседу с директором (это был уже другой директор, не та пергидрольная блондинка, что раньше, несколько лет назад).
Документы были уже готовы, назначен день экзамена – чисто формально, для галочки, потому что все в школе знали о том, кто я такой и что могу. Беседа, а через неделю экзамен – скучный, вялый – кому охота в такую жару «допрашивать» некое молодое дарование на предмет определения его знаний? Отпуск, теплынь – на дачу нужно, на море, да куда угодно, лишь бы не видеть эти постылые стены!
Да на лицах учителей было написано: «Откуда же ты такой придурок взялся?! Исчезни, проклятый!» И я исчез, как перелетный гусь, унося в клюве заслуженную золотую медаль. Уже и не помню – которую по счету, если учесть медали за чемпионаты.
С золотой медалью – хоть куда. Собеседование в университете, заявление, и вот я, семнадцатилетний вьюнош, уже студиозус. До начала занятий еще месяц, живи, развлекайся – если хочешь, конечно. Но мне снова не хотелось. Запал «битвы» уже прошел, новая жизнь еще не скоро – чем заниматься? Что делать? Кроме того, что ходить на Чистку…
Тут вспомнил о мамином предложении, про эти самые единоборства. А что, стоит сходить посмотреть! Почему бы и нет? В киношках это выглядит очень интересно, очень! Логикой-то понимаю, что все эти балетные па – чушь несусветная, но душа просит развлечений! Душа просит зрелищ, чего-то невиданного, чужого, не такого, как обычно!
Секций единоборств я не знаю, но к маме обращаться не хочу – я что, маленький, что ли? Чтобы она меня за руку везде водила! Тем более что маме в последнее время что-то не очень хорошо – серая ходит, еле двигается. Улыбается как-то вымученно, неестественно. Видать, опять приступ болезни. Или болезней.
Мама смеялась, говорила – жива только потому, что болезней слишком много, толкаются, мешают друг другу. Иначе давно бы померла.
А вспомнил я про единоборства вот почему: тот самый, светящийся человек, который подсадил в меня Беса, – как он мог так быстро двигаться? Как он смог захватить мою руку, когда я его ударил? А я ведь ударил. Я успел! Но он легко отвел руку в сторону, схватил меня и зажал! А если кто-то еще раз сумеет повторить такой трюк? Может, бокс все-таки не панацея от всех «болезней»? Может, есть что-то и покруче? Не все – балет?
Первая секция, в которую я пошел посмотреть на «ниндзей» и «самураев», находилась в том самом Доме пионеров, в котором когда-то я ходил в театральный кружок. Я и не знал, что здесь существует такое чудо, как школа единоборств под предводительством некого Николая Собакина, мастера, обладателя пяти данов, и бла… бла… бла…
Раньше за такое если не сажали, то разгоняли поганой метлой, а теперь – за окном перестройка, витийствует Горбачев, свежий ветер раздувает «смрад застойной помойки» – и все такое прочее. Болтовня, вранье и самодовольный генсек, который умудряется сказать много, но абсолютно ничего – по делу. Мама ругалась, глядя новости, а я воспринимал все происходящее философски: «Да мне пофиг!»
За обучение брали какую-то символическую плату, ну… почти символическую, денег на которую у меня не было, но я надеялся с тренером договориться. В крайнем случае – где-то подработать. Хоть грузчиком, хоть охранником – почему бы и нет?
Появились кооперативы, их хозяева начали богатеть не по дням, а по часам. Многочисленные «оптовки», оптовые базы – продуктовые, винные, – им нужны были люди, и в конце концов, правда, пора бы мне и работать, не все же на маминой шее сидеть!
Честно сказать, за последний год мы сильно обнищали. Если раньше я приносил хоть какие-то деньги, сам себя обувал-одевал, то на мамину пенсию не пожируешь, тем более что цены резко поперли вверх. Теперь мамина пенсия не казалась такой уж большой.
Кстати сказать – я подумывал вообще уйти на заочный, вместо того чтобы учиться как все, на дневном. Деньги нужно зарабатывать, жить как-то надо.
А вообще, лучший вариант – вот так же взять и сдать все экстерном. Только одна проблема – ну, сдал я, получил диплом. А дальше что? В милицию только с восемнадцати лет, да еще и после службы в армии. Вот я отучился, в милицию меня не взяли, и мне исполняется восемнадцать. И дальше – что? Хлоп меня по плечу: «А давайте-ка соблаговолите отслужить, хитрая твоя рожа! Сапоги надел и пошел вперед, солдат!»
