Но почему он хотел ее убить? С какой стати? Охранники – они для их защиты. Для того чтобы удерживать кошмары этого мира за забором и не пускать в Хэвен чужаков. Они должны беречь реплик.
Зато дым прогнал москитов, хотя рои песчаных мушек продолжали клубиться над водой: некоторые успели набиться Лире в нос, в рот и в глаза. Отсюда шум пожара казался странно мелодичным и напоминал ровный гул ливневого дождя. Небо приобрело жутковатый зеленоватый оттенок, и на землю падал пепел.
От усилий, требовавшихся, чтобы удержать Кассиопею на ногах, у Лиры тряслись руки. Наволочка казалась невыносимо тяжелой. Кассиопея вцепилась в ее шею, и Лире стало трудно дышать. Иногда Кассиопея отключалась: ее мозг представлялся Лире скопищем ветвистых туннелей, вроде этого болота, которое пересекали водные протоки, то темнеющие, то снова светлеющие.
– Далеко еще? – выдавила Лира надтреснутым голосом.
Семьдесят Второй лишь мотнул головой. Лира знала, что у людей мужчины в принципе сильнее женщин. Может, и у реплик – то же самое? Он выглядел крепким – на спине и плечах бугрились мышцы, – хотя наверняка плохо питался со времени побега. Интересно, а где он брал еду? И почему он столь отчаянно стремился выбраться наружу? Может, он знает нечто такое, что неизвестно ей? А может, он просто свихнулся. Реплики и раньше сходили с ума, как Сиреневый Ручей, потерявшая рассудок в момент тестирования и позабывшая разом все цифры и буквы, которые ей вдалбливали в голову. Еще была Пеппер, искромсавшая ножом свои запястья, и номер Двести Двадцать, которая перестала есть, и номер Тридцать Пять – она вообразила себя крысой и передвигалась исключительно на четвереньках. А если Семьдесят Второй – из их числа? Вдруг он верит, что они – звери и должны бегать на свободе?
В любом случае сейчас она, кажется, надорвалась. Кассиопея стала совсем тяжелой. При каждом вдохе Лире словно крюк в грудь всаживали. Она попыталась окликнуть Семьдесят Второго, но сил даже на это не хватило.
Поэтому она замедлила шаг и продолжила свой путь вместе с Кассиопеей. Лира продиралась через тростники и нащупывала опору в отмелях, напоминающих отпечатки огромных следов. В конце концов почва сделалась тверже, и Лира смогла сесть. К счастью, Семьдесят Второй понял, что она отстала, и был вынужден вернуться.
– Здесь небезопасно, – сказал он. Говорил он вполне разумно. Лира отметила про себя, какие у него темные глаза. Они поглощали свет, вместо того чтобы отражать его. – Мне надо тебя оставить, – добавил он через минуту.
– Ладно, – выдохнула Лира.
Однако он ее не оставил. Он принялся прокладывать путь через тростники, ломая стебли, если они сопротивлялись. Заросли были настолько высокими и густыми, что порой заслоняли небо.
– Ложись, – велел он, и Лира подчинилась.
Кассиопея уже вытянулась в грязи – губы синие, глаза закрыты: и от нее шел тот животный запах, который витал в Похоронном Бюро и который не могли вывести никакими моющими средствами. Теперь Лира разглядела, что в позвоночнике Кассиопеи поблескивает что-то металлическое. И ее мышцы были на виду, ободранные, пульсирующие кровью. Лира инстинктивно попыталась коснуться раны, но Кассиопея закричала, как будто ее кипятком ошпарили, и Лира отдернула руку: с ее пальцев капала кровь Кассиопеи. Лира не знала, как остановить кровотечение. Она вообще не могла сказать, как надо действовать в этом свободном мире. Она всю свою жизнь питалась в Кастрюле. Она слушалась медсестер и всегда спала с выключенным светом в общей спальне. Она тут не выживет. Зачем она последовала за самцом? Но кто-нибудь придет за ней. Обязательно. Кто-нибудь из врачей найдет ее, и они будут спасены. Она совершила ошибку, непростительную ошибку.
Лира крепко зажмурилась и увидела крохотные взрывы, силуэты пламени, медленно плывущие над Хэвеном. Она снова открыла глаза. Кассиопея застонала, и Лира потрогала ее лоб, в точности повторив жест доктора О’Доннел. От мысли о докторе О’Доннел у Лиры перехватило дыхание. Но почему?…
Во всяком случае, сама Лира не знала объяснения.
Кассиопея продолжала стонать.
– Ш-ш-ш, – прошептала Лира. – Все в порядке.
– Оно умрет, – ровным тоном констатировал Семьдесят Второй. К счастью, Кассиопея его не слышала. Или у нее не было сил отреагировать на его реплику.
– Это же она, – бестолково сказала Лира.
– Значит, она умрет.
– Кто-нибудь придет за нами.
– Тогда она все равно умрет. Но помедленнее.
– Перестань, – насупилась Лира.
Он пожал плечами и отвернулся. Лира придвинулась к Кассиопее.
– Хочешь послушать историю? – спросила она.
Кассиопея не ответила, но Лира начала рассказывать.
– Жила-была девочка по имени Матильда. Она оказалась очень умная. Умнее своих ужасных родителей.
«Матильда»
[6] являлась одной из первых длинных книг, которые читала ей вслух доктор О’Доннел. Лира прикрыла веки и сосредоточилась. И опять увидела всполохи, но на этот раз заставила дым превратиться в буквы: они складывались в слова и летали по небу. Невероятно. Где-то вдалеке раздался механический стрекот, шум разрываемого воздуха. Вертолеты.
– Ее папа торговал подержанными автомобилями. Ему нравилось обманывать людей. А мама Матильды вечно смотрела телевизор.
«Безопасность», – подумала Лира и представила себе, что «безопасность» пришпилена к облакам.
– Матильда любила читать, – продолжала она.
– Что ты там бубнишь? – поинтересовался Семьдесят Второй приглушенным и сердитым голосом.
Может, он боялся, что их услышат?
– Рассказываю ей историю, – пояснила Лира.
– Но… – проговорил он и умолк. Лира заметила песок, прилипший к его нижней губе, и пятна пыли на скулах. – Что за история?
– Это книга, – вымолвила Лира. – Называется «Матильда». Мне ее читала одна из врачей, – добавила она после паузы.
Семьдесят Второй нахмурился.
– Ты врешь, – неуверенно произнес он.
– Нет, – заявила Лира. Она решила, что Семьдесят Второй – урод с его слишком высоким лбом и чересчур густыми бровями, смахивающими на двух гусениц.
Правда, губы у него были как у девушки…
– У меня есть книга. Доктор О’Доннел дала ее мне.
Лира задохнулась. Она запустила руку в наволочку, но там не было ничего, кроме папки и ручки. Книга пропала.
– Я тебе не верю, – фыркнул Семьдесят Второй. – Ты не умеешь читать. А врачи никогда… – Он вдруг оборвал фразу и уставился в небо.
– А мне без разницы, веришь ты мне или нет, – парировала Лира.
Она потеряла «Матильду», Лира оцепенела. Может, вернуться обратно?
– Она была здесь, и я…
