– Ну что? – спросил он, и Лира вдруг ощутила нелепое желание прильнуть к нему или положить голову ему на плечо, как делали на фотографии медсестра Эм и доктор Саперштейн.
Однако вместо этого Лира прочитала ему список – все тридцать четыре совершенно незнакомых имени. Дональд Барлетт. Бренди-Николь Харлисс. Каролина Чао.
Бренди-Николь Харлисс. Лира перевела дух. Похоже, она где-то слышала эту фамилию, но где и когда? Лира вновь перечитала список, и у нее возникло тревожное ощущение, схожее с тем, которое появлялось, когда врачи стучали ее по коленке, чтобы проверить рефлексы. В такие моменты она видела, как вздрагивало ее тело, а сейчас внутри нее словно что-то дернулось и зашевелилось.
Второй листок бумаги Лире удалось расшифровать не сразу. Это была полностью исписанная страница, и начиналась она с середины предложения. Когда Лира стала разбирать текст, она на миг подумала, что Эм обращается лично к ней – таким личным и искренним было это письмо.
«…яйцами в мою машину», – оказалось написано на самом верху страницы. Лира перечитала предложение несколько раз, пытаясь хоть что-то понять, а затем решила, что первая страница послания ныне утрачена. Она принялась читать дальше, вслух – так было легче ухватить смысл. Кроме того, она не хотела оставлять в неведении Семьдесят Второго, которого явно снедало нетерпение.
– «Марк сказал, чтобы я не переживала. Я знаю, что они психи», – Лира запнулась на непонятном слове и продолжала: – «…но они недалеки от истины. В другой раз меня остановили, когда я сошла с катера. „Правда, что они выращивают зомби?“ – полюбопытствовала у меня какая-то женщина. Такую можно встретить в любом супермаркете».
Лира вздохнула и стала читать дальше.
– «Представляешь, Элен? У меня мурашки побежали по позвоночнику! И мне почудилось, что она в курсе всего! Впрочем, какая сейчас разница? Говорю тебе, я никогда бы не подумала, что буду скучать по Филадельфии. По филадельфийским зимам я, конечно, не тоскую. Но мне грустно без тебя, Локоток. Помнишь, каким простым все тогда казалось? А когда я думаю про ту паршивую квартирку, которую мы отыскали через Дрекселя, я едва не плачу! Кстати, ты помнишь, как твой бывший бойфренд-придурок швырял в окна пустые банки из-под пива? Как его звали, вроде бы Бен, да? А иногда я скучаю по нашей учебе! По крайней мере, тогда я чувствовала, что мы на верном пути.
Я знаю, что ты скажешь. То же самое, что мне твердит Марк. И я действительно верю в серьезную науку. Если родители теряют ребенка, можно вернуть им малыша. Кто бы от такого отказался? Кто бы не попытался им помочь? Когда я думаю о таких людях, как Джеффри Ивз… Все деньги мира – и мертвый ребенок, которого он не смог спасти. Он хотел сделать как лучше. Хотел все исправить.
Но правильно ли это? Марк утверждает, что да. А меня гложут сомнения. Я не могу решить. Доктор Хэвен хотел, чтобы Национальный институт здоровья перестал нам досаждать, и поэтому не имел дела с клиниками, хотя у них имелись ткани эмбрионов, которые они могли отдавать нам за возмещение транспортных расходов. Но денежные средства уже истощаются. Имей в виду, без правительственной поддержки мы долго не протянем! А ведь еще надо учитывать, что разбойники старины Джорджа В. могут изрядно потратиться на эксперименты…
И на повестке дня остается вопрос с доктором Хэвеном. С тех пор как он пошел в АА, он изменился. Марк опасается, как бы он не прикрыл программу вообще, не закрыл институт. По-моему, на него нельзя больше полагаться, и если деньги спонсоров иссякнут, нам придется двигаться в ином направлении. Марк полагает, что должны быть и другие пути, военные исследования, лекарства…»
Здесь запись обрывалась. Лира перевернула лист, но он оказался пустым. То ли медсестра Эм прервалась, то ли продолжение было также утрачено. В тексте упоминалась некая Элен, и Лира предположила, что медсестра Эм, наверное, писала письмо конкретному человеку. Но Эм не отправила его. Однако она считала свое послание очень важным и хорошо его спрятала. И Эм успела передать его Шери – незадолго до своей смерти.
Надеялась ли она, что Шери найдет его в тайнике?
Что Шери должна была сделать? Что хотела медсестра Эм?
Ну и загадка! Но, похоже, в бумагах имелись данные. Это был код, как ДНК.
Любой код можно разгадать, если знать ключ.
Несколько долгих мгновений Лира с Семьдесят Вторым сидели молча в тени конструкции из дерева, веревок и пластика, назначения которой Лира не понимала. Коды повсюду. В том-то и заключалась проблема с внешним миром, где обитали люди. Здесь все состояло из сплошных головоломок или было написано на языке, которого Лира не знала.
– Что это означает? – спросил, в конце концов, Семьдесят Второй.
Лира поняла, что он сильно расстроен. У Семьдесят Второго вечно случались перепады настроения, и он время от времени потирал шею, как будто она постоянно затекала, но ведь именно так и выражалось его беспокойство.
И он тоже не представлял, что делать дальше. И он не мог игнорировать тот факт, что они умрут в любом случае, хотя Лира и не чувствовала себя умирающей.
«Что это означает?»
Ей никогда прежде не задавали подобного вопроса.
Лира заставила себя перечитать письмо. Она щурилась, словно только таким образом и могла извлечь из фраз дополнительный смысл. В Хэвене для создания реплик использовали биоматериал – к примеру, человеческие ткани, – что не являлось запретной информацией. Лира была осведомлена о том, что на материке есть больницы, которые охотно сотрудничают с Хэвеном (правда, она не могла вспомнить, когда она об этом узнала). Но то была непреложная истина, некая объективная реальность, как койки в общей спальне, Кастрюля и неспособность развиваться.
И она слышала про зомби. Медсестры пересказывали друг дружке содержание фильмов про зомби и говорили про то, какие они страшные. Лира объяснила Семьдесят Второму про живых мертвецов, но выяснилось, что он тоже слыхал про них кое-что. Человеческий мир проникал в Хэвен – по крайней мере частично.
– Прочитай вслух еще раз, – попросил Семьдесят Второй.
Лира так и поступила. Солнечные лучи прогревали ее насквозь – она ощущала присутствие Семьдесят Второго, чувствовала его запах, а в ее ушах беззвучным эхом отдавался его вопрос – «Что это означает?». На миг все вокруг замерцало, сделалось и реальным, и несуществующим, подобно бумаге в огне, когда та молниеносно обращается в горстку пепла.
Лира замешкалась, выбирая предложения, которые казались ей самыми важными.
– «… и поэтому не имел дела с клиниками, хотя у них имелись ткани эмбрионов, которые они могли отдавать нам за возмещение транспортных расходов».
– «Когда я думаю о таких людях, как Джеффри Ивз… Все деньги мира – и мертвый ребенок, которого он не смог спасти».
И вдруг ее осенило.
– Мертвые дети, – проговорила Лира.
Зомби. Конечно же!
– Они создавали реплик из мертвых детей, – добавила она.
