– Скажем ему, что это была чистая случайность. Какой-нибудь мальчишка и бейсбольный мяч. Ладно?
Чтобы попасть мячом с улицы в окно гостиной, этот мальчишка должен был играть в высшей лиге. Готовность родителей лгать по любому поводу весьма тревожила Джемму. Если отец и мама так наловчились врать и вечно что-то сочиняют, разве она, Джемма, может им верить?
Но сегодня она порадовалась идее, которую ей подкинула Кристина.
– Угу, – буркнула Джемма. – Бейсбольный мяч.
Она проснулась посреди ночи от кошмара, который, к счастью, покинул ее почти сразу же, когда она открыла глаза. Сон мгновенно улетучился из ее головы, оставив лишь смутные ощущения грубых рук и вкуса металла. В коридоре скулил Руфус.
– Что случилось? – пробормотала Джемма и выбралась из постели, чтобы впустить пса.
Но стоило ей открыть дверь, как она услышала перекрывающие друг друга гневные голоса, перемежающиеся паузами. Похоже, родители ругались.
– Тише, парень, – прошептала Джемма ретриверу, запустив пальцы в шерсть у него на загривке.
Руфус не переносил ссор. Он метнулся в комнату Джеммы, запрыгнул на кровать и зарылся головой в подушки, пытаясь укрыться от доносящегося снизу шума.
Джемме стоило бы вернуться в постель, но внезапно отец повысил голос, и она отчетливо услышала:
– Франкенштейн! Господи помилуй! Почему ты молчала, Кристина?!
Джемма на цыпочках выскользнула в коридор, на стенах которого застыли прямоугольники лунного света. Хорошо хоть, что ворсистый ковер скрадывал звуки ее шагов! Джемма проскочила мимо гостевых комнат, в которых никогда не бывало гостей, и мимо никогда не используемых шикарных ванных, отделанных мрамором. Вскоре она добралась до главной лестницы. Внизу через холл протянулась полоса света. Дверь отцовского кабинета оказалась распахнутой настежь. Джемма была потрясена. На кожаном диване сидела мать – бледная, изможденная, придерживающая полы халата. Джемма никогда в жизни не видала, чтобы в кабинете находился кто-то еще, кроме ее отца. Она всегда думала, что вход туда и посторонним, и близким строго-настрого воспрещен.
– Я пыталась позвонить… – Кристина говорила немного невнятно, сглатывая окончания.
Уже, наверное, было за полночь. Вероятно, она приняла снотворное, а отец ее разбудил.
– Чтобы скормить мне очередную ложь! И мне пришлось услышать все от Фрэнка в департаменте. Слава богу, хоть кто-то меня уважает!
У Джеммы пульс застучал в висках. Конечно, глупо предполагать, что им удастся скрыть правду от отца! У него же повсюду связи: и в управлении полиции, и даже в правительстве, хотя самые важные свои знакомства он, естественно, держал в тайне. Отец являлся соучредителем шестой по величине фармацевтической компании страны «Файн энд Ивз». Компания производила все – от шампуней до лекарств для сердечников и препаратов для солдат, страдающих посттравматическим синдромом. Тем не менее его выпихнули из руководства после трехлетней свирепой битвы законников: Джемма была тогда совсем еще крохой и не знала подробностей, зато слышала краем уха, что отец не одобрил какое-то направление развития концерна.
Кстати, его и сейчас повсюду сопровождал личный телохранитель, и раз в квартал отец ездил в Вашингтон, на встречу с политиками, лоббистами и другими важными шишками.
Джемма боялась, что она никогда, никогда не сможет по-настоящему отделиться от родителей – даже когда пойдет в колледж, покинет Чапел-Хилл и обзаведется собственной семьей. Они найдут способ найти ее. Они вечно будут способны следить за ней, где бы она ни находилась.
– Я тебя уважаю! – возразила Кристина сдавленным голосом, и у Джеммы возникло ощущение, что ей самой перекрыли кислород.
Отец был на двенадцать лет старше Кристины. Он, как и его брат-близнец Тэд, отучились в Вест-Пойнте, как и их отец. Джеффри готовили в специалисты по военной стратегии, он никогда не позволял никому – и уж в особенности Джемме и ее матери – забывать о данном факте. Уважение было краеугольным камнем в их жизни. Иногда Джемма думала, что отец мог бы написать книгу про дисциплину, порядок и труд. Возможно, он мог бы написать многотомный цикл!
С другой стороны, его знаний про терпимость и снисходительность вряд ли бы хватило на простецкий твит. Что уж тут говорить про его осведомленность о собственной дочери!..
Порой в голову Джемме лезли странные вопросы. Неужели и Кристина, и Джеффри действительно созданы из одного генетического материала? Отец был угловатым и холодным, а Кристина – теплой, мягкой и чувствительной. Так или иначе, но несомненным было то, что Джемма с куда большим удовольствием походила бы на мать! Увы, Джемма унаследовала светло-карие отцовские глаза, его квадратный подбородок и его манеру улыбаться, опуская уголки губ (сам Джеффри, кажется, вообще не умел искренне улыбаться).
– Мне не хотелось тебя беспокоить, – продолжала Кристина. – Джемма сказала, что это чья-то глупая шутка. Какие-то девчонки в школе невзлюбили ее, и…
– Кристина, ты что, ничего не соображаешь? Какие шутки! Я получил черную метку. Это послание. Ты помнишь, кем был Франкенштейн?
– Естественно…
– Давай-ка я тебе напомню. Доктор Франкенштейн создал монстра, чудовище.
Последовала долгая пауза. Джемма чувствовала, как болезненно бьется ее сердце, которое как будто увеличилось в размерах и могло в любой миг прорвать грудную клетку.
– Вот что все это означает, Кристина, – произнес отец, нарушив тишину.
То, что ты породил чудовище, то есть меня, – подумала Джемма.
Она пыталась его любить. Джемма убеждала себя, что он питает по отношению к ней отцовские чувства – по крайней мере, так уверяла ее Кристина.
Она повторяла про себя оправдания, которые твердила ей мать.
«Ему сложно выражать свои эмоции. Он перенапрягается на работе. Он не получал достаточное количество любви от твоего деда, милая».
Но в глубине души Джемма подозревала, почему отец избегает ее, не смотрит ей в глаза и хранит ее детские фотографии в столе, а не вешает в рамочке на стену.
Причина, по которой он практически был не способен с ней разговаривать, не выходя из себя (а в такие минуты Джемме казалось, что она является человеком, которого огульно обвинили в ужасном преступлении), лежала на поверхности.
Просто отец ее терпеть не мог.
Он считал ее разочарованием своей жизни. Бракованной моделью, которую, к сожалению, нельзя заменить или сдать обратно в супермаркет.
Мать пролепетала что-то еще, но Джемма ее не слышала. У нее звенело в ушах, словно туда влетел рой пчел. Джемме хотелось развернуться и убежать, спрятаться у себя в спальне, а наутро проснуться и понять, что ей всего-навсего привиделся кошмар. Но она не могла шелохнуться.
– В Хэвене был прорыв, – заявил отец.
– В каком смысле?
