Он разделся до майки, демонстрируя прекрасное сложение с сухими выпуклыми мышцами, вытащил из печки приготовленные к их приходу прикрытые фольгою блюда, завтрак по переменчивым советам диетологов снова должен быть самым калорийным, а ужин отдать врагу, но кто хороший ужин отдаст, да еще и врагу?.. К тому же и врагов уже перебили.
Азазель взял нож и вилку, спросил вроде бы невзначай:
– Что с Синильдой?
Михаил сказал с неловкостью:
– Как-то неловко все… Она же все это делает за плату. Нехорошо как-то.
– Ты чего? – спросил Азазель в недопонимании. – А раньше ты так не говорил.
– То было раньше, – ответил Михаил с трудом. – Сам не понимаю, что со мной, но сейчас я не могу вот так…
Азазель подумал, предположил с сомнением:
– А вдруг она сама на тебя запала? Хотя ты и жутко скучный зануда, на тебя стоит посмотреть, и сразу молоко киснет, но с виду настоящий полковник!.. Это раньше женщины гонялись за умными или состоятельными мужчинами, а сейчас присматриваются к красавчикам. А ты как бы весьма. Ты точно не латентный?
Михаил молча вонзил нож в коричневую тушку птицы с блестящей коркой, та сладко захрустела, и, придерживая вилкой, отпанахал себе большой кусок, жадно вдыхая горячий дурманящий аромат.
Азазель начал есть, но насторожился, даже чуть наклонил голову, будто прислушиваясь к далекому голосу. Михаил весь превратился в слух, он при нужном сосредоточении может уловить падение муравья с листка высокого дерева на дальнем конце света, но сейчас не слышно ничего из того, к чему прислушивается этот старейший на свете демон.
После паузы Азазель сказал серьезно:
– Да, это важно. Сейчас открою щелочку. Если ты не растолстела снова…
Он вздохнул, лицо стало строже, сделал рукой резкий жест сверху донизу, словно срывал белье с веревки. Раздался треск разрываемой ткани, пространство разошлось, как кровоточащая рана.
Глава 4
Михаил успел увидеть на той стороне дым, пахнуло серой и гарью, а через щель в комнату протиснулась, пригибая голову, невысокая черноволосая женщина в черной куртке из кожи и таких же черных брюках.
Азазель тут же сдвинул за нею пространство, словно обыкновенный занавес. Женщина разогнулась, достаточно миниатюрная, но с виду сильная, с черными волосами на плечах, свернутыми в крупные блестящие локоны.
Михаил увидел бледное лицо, словно она никогда не видела солнечного света, крупные глаза с густыми черными бровями и такими же черными длинными и густыми ресницами, радужка глаз настолько черная, что насторожившийся Михаил не рассмотрел в них зрачков.
Он держался настороженно, потому что у нее из-за плеч выглядывают узкие рукояти клинков, давно забытых здесь на земле.
Она сразу вперила взгляд в Азазеля, он не успел слова сказать, как произнесла резко:
– Это когда я была толстая?
Азазель бросил быстрый взгляд на застывшего Михаила, у того вид, будто еще не решил поразить демоницу огненным мечом или испепелить Именем Господа.
– Дорогая Аграт, – сказал Азазель громко и подчеркнуто беспечно, – не ври, ты выбралась из ада и проделала громадный путь только для того, чтобы увидеть меня и успеть сказать, что все еще любишь меня, перед тем как я тебя убью.
– Да, – подтвердила она, – только для этого. Но на этот раз убью тебя я.
Она поглядывала одним глазом на замершего Михаила, собранная и настороженная, несмотря на ее хищно-беспечную улыбку.
Михаил ощутил, что оба ждут его реакции, проговорил с неудовольствием:
– Не понимаю ваши пахнущие огнем и серой шуточки. Какие-то они…
– Слишком человеческие? – спросил Азазель. – Ты прав, мир людей жесток и коварен, а мы многому научились у вас, у человеков.
Женщина спросила его с интересом:
– Этот смертный знает, что ты не совсем… человек?
– Он мне хотел продать душу, – сообщил ей Азазель самым небрежным тоном, – но я, ты же знаешь, благороден, покупать не стал. Жду, когда отдаст бесплатно.
Михаил недовольно засопел, женщина окинула его внимательным взглядом с головы до ног. Михаил ощутил внутреннюю дрожь, губы ее слишком красные и полные, а зубы белые и острые, словно их тонкая кромка каждую ночь нарастает заново.
– Не верь ему, – посоветовала она. – Он всегда врет. А ты вот нет, вижу по твоему открытому и честному лицу.
Азазель сказал горестно:
– Вот так всегда ее у меня перехватывают… Как хорошо, что на свете еще четыре миллиарда женщин.
Она поморщилась:
– Мог бы сделать вид, что я единственная и неповторимая.
– А ты не вешайся на шею всем моим друзьям, – сказал Азазель.
– Он твой друг?
– Нет, но у нас отсроченная дуэль, – пояснил Азазель, – а это связывает даже больше, чем какая-то там хилая дружба.
Михаил хмурился все больше, но едва приготовился открыть рот, Азазель остановил его предостерегающим жестом:
– Герой, мне понятно, как тебе хочется пообщаться с Аграт… и как именно пообщаться, по глазам вижу, однако она сейчас отбывает обратно…
Михаил буркнул:
– Куда обратно?
– В ад, – пояснил Азазель любезно. – Ей нельзя надолго отлучаться из родных мест, заметят. Аграт, ты сама или лучше мне…
– Лучше ты, – ответила она и мило улыбнулась Михаилу так, что у того сердце подпрыгнуло, а горячая волна пошла по телу и начала собираться где-то в районе паха. Судя по ее глазам, она поняла, улыбнулась еще шире. – Лучше ты, а то кто-то заметит истощение моей силы… Кстати, если ты еще не забыл, зачем посылал за мной Шокутара… Кезим в самом деле освободился. Теперь собирает соратников и через несколько дней появится у вас!.. Где, сам догадайся, это очевидно. А Леонард уже прибыл…
– И отбыл, – сообщил Азазель мирно.
Она в изумлении вскинула брови:
– Так быстро? Я слышала, намеревался вообще остаться.
– Передумал, – сказал Азазель. – Правда, пришлось помочь. Из нас хорошие переубеждальщики! Думаю, увидишь его очень-очень не скоро. Если вообще объявится.
Она посмотрела с великим интересом:
– Даже вот так?.. Ты всегда был быстрым. За что тебе и оборвали крылья.
– Только крылья, – сказал он скромно. – Все остальное при мне. Заходи еще. Прости, что не приглашаю к позднему завтраку, тебе нужно беречь фигуру, а у нас с пропитанием всегда туго.
Она сказала уже тише:
– Насчет Кезима я тебя предупредила! Теперь ты у меня в долгу.
Азазель замедленно кивнул, лицо напряглось, он отстраненно поднял руку, в шаге от него, словно в глади вертикально вставшего озера, пошли волны. Азазель нахмурился, под смуглой кожей лица вздулись желваки, а пальцы с острыми ногтями с треском и багровыми искрами прорезали ткань пространства быстро и почти легко, словно незримой бритвой.