– Потеря веры, – ответил Азазель коротко.
– В Господа?
Даже со спины он видел, как поморщился Азазель.
– Веры в свое дело, – ответил Азазель с неохотой. – В отличие от тебя на его долю выпало слишком много неудач. Начиная с той, когда мы спустились на гору Хермон и сошли к людям… То была вообще катастрофа всех идей и надежд. Потом были еще и еще, и так шесть тысяч лет! Ты бы вообще свихнулся.
– Я бы не усомнился в мудрости Всевышнего, – возразил Михаил сурово. – Как и не усомнился в самом деле.
– Хорошо, когда у тебя даже в голове сердце, – сказал Азазель, – а вот мне повезло меньше. У меня сердце тоже чаще мыслит, чем чувствует… Готов к прыжку в обитель Гамалиэля?
Михаил процедил сквозь зубы:
– Зря я с тобой пошел…
– Выбери то, – сказал Азазель серьезно, – что я тебе предлагал. И тогда сам сможешь деформировать пространство. И нам бы помог…
Михаил содрогнулся:
– Ни за что! Это отвратительно.
– Тогда терпи, – сказал Азазель. – Аграт…
– А что… – начала говорить Аграт.
Азазель крепко ухватил их обоих, прижал к себе. В следующее мгновение подошвы Михаила ударились о твердую почву.
Аграт, ее крепко держит Азазель другой рукой, договорила:
– …ты ему говорил? Я тоже хочу стать такой сильной, чтобы менять пространство!
Она отстранилась, осмотрелась с распахнутым ртом и вытаращенными глазами. Мир прекрасно мрачный, земля покрыта золотым песком, однако вместо неба низкие и очень плотные тучи, до которых можно допрыгнуть и коснуться кончиками пальцев.
С их стороны доносится легкий шорох, иногда треск, словно тяжелые льдины трутся краями.
Азазель сразу пошел быстрым шагом, ни на что не обращая внимания, только отрезал с холодком:
– Менять пространство – не женское дело.
Аграт ринулась следом, сказала быстро:
– Поменять пол, что ли? Или, как говорит твой Мишутка, это слишком отвратительно?.. А что, у него есть или будет такая возможность? Он же всего лишь человек!
– Человек, – напомнил Азазель, – звучит настолько гордо, что сам Люцифер позавидует такой гордыне. Но если уж Господь наделил ею человека, то что-то дал такое для гордости, о чем даже не догадываемся?
Михаил спешил за ними молча, это самое разумное, что можно сделать, когда сказать нечего, так можно сойти за умного и знающего. Азазель бросил на него взгляд, полный сочувствия и в то же время издевки.
– Стоп, – сказал он и сам остановился. – Ждите здесь за этими камнями. Не высовывайтесь!.. Михаил, Аграт составит тебе компанию. Гамалиэль умеет хранить тайны, иначе бы ему не доверялись, но лучше пусть тебя не видит.
– Хорошо, – ответил Михаил.
– А я, – начала было Аграт, но Азазель повысил голос:
– И ты, дщерь!.. Гамалиэлю достаточно просто взглянуть на обоих, чтобы узнать о вас все-все, понимаете?.. Даже то стыдное, что оба хотели бы скрыть. Ждите здесь, я быстро.
Михаил раскрыл уже рот, чтобы гневно отвергнуть даже допущение, что у него может быть в прошлом что-то стыдное, да еще сказанное при женщине, пусть и дьяволице, но задержался, на всякий случай проверяя, а вдруг в самом деле что-то есть, да и ответ должен быть хлесткий, а за это время Азазель удалился достаточно далеко, чтобы кричать вслед.
Аграт сказала шепотом:
– Не обижайся, он всегда так… А что у тебя стыдное? Мне можешь сказать, я помогу. Хотя людям никогда не помогала, но что-то в тебе есть интересное…
Глаза ее загорелись жарким любопытством, а бледное лицо порозовело. Даже губы вздулись еще больше, четче вырисовывая слегка вздутую окантовку по всей длине.
– Нет у меня стыдного, – отрезал Михаил.
– Ты такой скучный? – протянула она в разочаровании. – Не верю…
– Да.
– Все равно не поверю, – протянула она жарким шепотом. – У тебя такое сильное тело воина, вон шрамы…
– О стол ударился, – буркнул он и, чуть приподнявшись, выбрал щель между камнями, начал неотрывно смотреть вслед Азазелю. – В детстве.
Азазель двигается медленно и беспечно, словно в самом деле любуется природой, ага, станет Азазель любоваться, это как будто не он в свое время внушил Тургеневу, что природа – не храм, а мастерская, а человек в ней – работник…
Из грота вышел высокий прекрасный ангел, молодой, чистый, какими они все были в Первый день Творения, раскинул руки в приветственном жесте и заторопился навстречу Азазелю, улыбаясь во весь рот.
Михаил услышал, как он сказал чистым серебристым голосом жителя небес:
– Азазель… Я часто вспоминаю тебя и всех нас…
– Представляю, – ответил Азазель, – какими словами!
– Ничуть, – запротестовал ангел. – Да, мы сглупили по молодости, но даже глупость наша была чистой и от всего сердца.
– Мы получили за отступничество, – ответил Азазель, – но если честно, то был отеческий шлепок по жопе…
Гамалиэль чисто и светло расхохотался:
– Да я не в обиде!
– Гамалиэль, – сказал Азазель серьезным голосом, – я примчался к тебе по важнейшему делу.
– Надеюсь, не срочному?
Азазель ответил со вздохом:
– Увы, очень даже срочному.
Гамалиэль отстранился, продолжая держать его за плечи, всмотрелся в лицо старого друга, с которым однажды бросили вызов Творцу и заявили всем, что покажут, как быстро и красиво вести людей в светлое будущее из их дикости.
– Ты рисковал, – проговорил он тем же светлым и полным сочувствия голосом, – истратив на этот пробой всю мощь! Но ты не был бы всегда все просчитывающим Азазелем… И в этом случае как-то просчитал, что я возмещу… или угадал? Тогда ты счастливец, несмотря ни на что.
Он опустил ладонь ему на плечо, лицо стало строгим, Азазель сказал торопливо:
– Гамалиэль, мне нужно узнать…
– Погоди, – прервал Гамалиэль, – Восполни силы, иначе рискуешь остаться здесь навсегда…
Азазель послушно умолк. Михаил тоже затаил дыхание, представляя, как исполинская мощь сфирот вливается в Азазеля огромной полноводной рекой, переполняя силой первых дней Творения.
– Райский сад все еще существует, – сказал Гамалиэль негромко, но Михаил услышал. – Это то, что ты хотел узнать? Он рядом, что и понятно, иначе бы Адам и Ева не сумели выйти из него. А оглядываясь уже на земле, все еще видели уходящий вдаль тот дивный сад и архангела Уриила… или кто там был с огненным мечом на входе.
Азазель спросил быстро:
– А то Древо Жизни?
Гамалиэль кивнул:
– Все так же цветет и плодоносит. Дерево вне времени, как и весь сад. Оба ствола цветут и дают плоды на одних и тех же ветках, что было для нас так привычно и от чего пришлось отвыкать здесь.
