– Стоять! Не двигаться!
Сюзанна стала сереть и закрыла глаза. Никак она не ожидала от меня такой вот прыти. Но и сопротивляться, визжать или звать на помощь она даже не подумала. Видимо, сразу начала расслабляться, чтобы хоть что-то получить. Или как там говорят в таких ситуациях?.. Но в любом случае особый опыт в ее действиях проявился. Да и опыт ли?.. А может, простая женская дурость?.. Или все-таки смекалка?.. Или непонимание?..
Потому что губки девушки еле слышно прошептали:
– Умоляю, только не уродуй…
Ну вот, только что мне льстила, нахваливая, а уже приравняла к каким-то маньякам. Кстати, ситуация мне вдруг показалась жутко знакомой. Я уже сидел однажды в тюрьме, попав в мир Набатной Любви. И тогда мне в роскошную, по сути, камеру некий представитель местной власти затолкал свою вреднющую и наглую секретаршу Ксану. И заставил рисовать картину с обнаженной натуры. Натура получилась великолепная, картина – истинное произведение искусства. Ну и в дальнейшем моя судьба оказалась тесно связана с Ксаной. Мы с ней крепко сдружились, выжили на Дне, прошли целый сонм приключений, стали почти супружеской парой, и нас наверняка связали еще и более глубокие родственные отношения. Если можно так сказать о явной беременности Ксаны.
«Кстати! Как она там? – Нахлынувшие приятные воспоминания заставили меня застыть на месте и потерять связь с действительностью. – В ее-то состоянии, да противодействовать космическим агрессорам… Справится ли?.. Не обижает ли ее кто?.. Как бы туда наведаться да присмотреть за порядком?..»
Хорошо меня так торкнуло, основательно. Я стоял, окаменев, уставившись взглядом сквозь дверь куда-то далеко-далеко. И только деликатное покашливание девушки вернуло меня в действительность. Я чуть повернулся и уставился в глаза Сюзанны, которые с явным недоумением словно говорили: «Молодой человек! Вы ведь что-то вознамерились делать? Так почему стоите?!»
– Ах да! – глянул на ее полотняный пояс, обвитый несколько раз вокруг талии. Сам попытался засунуть туда осколок в районе поясницы. – Вот, постарайся, чтобы этот талисман не выпал. Носи его на себе постоянно.
В голосе девушки послышалось неподдельное разочарование:
– А зачем носить эту стекляшку?
– Талисман особенный, – пустился я в объяснения. – Фиксирует негативные эмоции, которые пытаются одолеть твое сознание, и отталкивает их. Мне только и надо, что раз или два в день ощупывать этот талисман, тем самым вновь настраивая на продуктивную деятельность.
– Но если я не захочу носить этот предмет? – Щечки девушки порозовели.
– Тогда я тебе сверну шею! – сказал я так жестко и твердо, что моя сокамерница вздрогнула и вновь начала бледнеть. Может, следовало закрепить успех, пугнуть еще разок, но я не стал притворно зверствовать и поспешил усесться за стол. Жареные курочки и куски речной рыбы в соусе остывали, следовало поторопиться с их отправкой по нужному адресу.
Процесс оказался настолько увлекательным, что я отдался ему со всей широтой своей души. Тем более что настроение резко скакнуло вверх благодаря пришедшей в голову идее:
«Память дала мне великолепную подсказку! И как это я сразу не догадался воспользоваться своими талантами? Ладно, пусть и не совсем своими, пусть мне эти гениальные способности подарил Священный Курган великой столицы Рушатрон. Но в любом случае назваться художником – самое правильное в моем положении. К служителям Муз – совсем иное отношение, чем к отступникам, наемникам, нищим эмигрантам или безродным недотепам. Живописцу всегда легче затеряться в толпе придворных и пробраться к нужному месту в нужное время. Решено, заявляю о своем таланте!»
Наверное, минут пятнадцать прошло, прежде чем я вновь вспомнил о рыжей красотке. Она все это время молча переминалась с ноги на ногу, не решаясь привлечь к себе и малейшего моего внимания. Ну и смотрела на меня эдак ну очень красноречиво. А я чего? Да я всегда такой, когда чудом выжил, сильно изранен и спешно пытаюсь отъесться. Вот и ем, как лютый зверь, на которого и посмотреть страшно.
Правда, некое воспитание во мне все-таки взыграло, и пусть запоздало, но я пригласил даму к столу:
– Не стесняйся, присаживайся. Ну и присоединяйся к моей трапезе.
– Присоединиться? – последовали осторожные вопросы. – В виде пищи?
Отлично. Раз девушка шутит, значит, пришла в себя и готова к продуктивному диалогу. Хотя воспоминания о Ксане и разбудили во мне мужское начало, и я теперь посматривал на Сюзанну оценивающе, с дальним умыслом. Точнее, не столько с дальним, как с самым вульгарным.
Потому и объяснил:
– Будешь подробно отвечать на все мои вопросы. Ну и перекусить можешь, здесь на всех хватит.
Когда она присела аккуратно на стул, держа спину прямо, а подбородок поднятым, в ней уже свирепствовала аферистка, полная умения искушать, заигрывать и сводить с ума любого здорового мужчину. Довольно изящно она взяла один из плодов, очень сексуально надкусила его и только потом стала уточнять:
– А чем мне придется расплачиваться за угощение?
Пришлось на нее опять прикрикнуть:
– Информацией и сплетнями! – Ага, вновь испугалась! Вот и правильно, нечего здесь из себя великую куртизанку строить. Если захочу, знаю самый легкий способ склонения к интимным ласкам: достаточно просто уговорить. Ну а пока уточнил: – Рассказывай все о художниках, которые обитают при дворе князя. Ну и о том, как он сам и княгиня относятся к красивым картинам и портретам.
Умная девочка. В который уже раз, осмотрев меня с ног до головы, пришла к какому-то решению и покладисто пустилась в повествование:
– Наше Рассветное княжество издревле славится своими великими художниками…
Знала она на удивление много по этой теме. Перечислила с искренним восторгом десяток имен из прошлого. Затем добавила десяток современных живописцев. Перечислила даже, кто и какими картинами, фресками или портретами больше всего прославился. Хоть имена для меня казались пустым звуком, но феноменальная память уложила информацию в нужную клеточку оперативной памяти.
Непосредственно нынешний князь, в противовес своим славным предкам, оказался фанатом скульптуры. Также он млел перед изделиями из тонкого фарфора. Любил поэтов, коими пытались выглядеть все придворные. Плотно якшался с музыкантами, певицами и танцорами. Даже заметно поощрял деньгами лучших швей и портных, диктующих новую моду в одеждах. А вот художников – не баловал. И частенько повторял:
– Нынешние совсем разучились творить! Портрет толком нарисовать не могут! А потому гнать этих маляров от меня как можно дальше! Чтобы я их даже не видел!
Конечно, несколько живописцев около двора отиралось, да и во всем княжестве умеющих рисовать, писать, создавать копии и раскрашивать – хватало. Но это уже была заслуга княгини. Это она понимала необходимость воспитания талантов с самого низа, да и выделяющихся самородков привечала, приподнимала с самого дна засасывающего быта. Так что если появлялся в княжестве заезжий художник и хотел улучшить свое финансовое состояние, то ему всеми правдами и неправдами следовало добиваться аудиенции у княгини. Только она могла решить его судьбу и обеспечить приличными заказами.
