– Этот палач мог бы и поприличней тебя одеть! – развернулась и прошипела: – Иди рядом со мной. Под локоть не смей меня брать!.. И свой не подставляй, ты мне не пара!
«Ага! Все-таки палач!.. Или все-таки распространенное мнение?..»
Мы находились в огромной бальной комнате, да еще и с зеркалами на все стены. Поэтому создавалось пространственное ощущение бескрайнего раздолья и необычайного, чрезмерного количества присутствующих. Люди, или как они тут себя называли, гайчи, стояли группками, передвигались бессистемно колоннами и порхали с места на место небольшими стайками. Причем женщин мне показалось где-то две трети:
«Здесь вроде не матриархат, – размышлял я. – И войн вроде нет. Но куда тогда все мужики подевались? Как мне показалось раньше, на улицах города их большинство и они как бы превалируют, а тут – словно в отпуск все неожиданно съехали. Или здесь командует княгиня? А посему и публика соответствующая?..»
По рассказам Сюзанны, сложилось впечатление, что здешняя владычица больше предпочитает женщин в своих постельных развлечениях. Вот и собрала вокруг себя цветник. Да еще какой! Если раньше мне рыжая сокамерница казалась обалденной красоткой, то здесь она не слишком-то выделялась бы из толпы.
На меня никто практически внимания не обращал. Так, скользнут взглядом, словно по пустому месту, и все. Причина, скорей всего, мое невзрачное одеяние. Очень скромненько и бедно я смотрелся на фоне разряженных в цветные камзолы кавалеров, почти поголовно носящих на голове шляпы с роскошными птичьими перьями. Плюс широконосые туфли у них были с бантами и пряжками, да панталоны нечто подобное имели в области колен. Вот на кого ни глянь – воистину петух гамбургский.
Отдельно, в лучшую сторону выделялись мундирами военные. Эполеты, аксельбанты, витые золотистые шнуры на погонах, разные нашивки и шевроны, и все это озаряется блеском медалей, орденов и уж не знаю каких таких бляшек и сияющих пуговиц. Видимо, элита здешнего флота и армии.
Ну а платья дам, их высокие прически, украшенные лентами и драгоценными заколками, и обильная бижутерия сразу вводили в небольшой ступор. Ну прямо пестрые, прекрасные, тропические бабочки. Даже слегка чрезмерно прекрасные.
Фрейлина провела меня в самый конец бального зала, там, где за широченной аркой открывался другой, не меньший зал. В нем слуги с чувством и расстановкой накрывали столы к ужину. Исходя из чего, стало понятно, что меня привели несколько раньше срока.
Уж что там или кого высматривала моя сопровождающая во втором зале, но через несколько минут ей это зверски надоело и она нервно мне скомандовала:
– Стой здесь и не смей даже на шаг отходить в сторону! Чуть позже я за тобой подойду и укажу тебе твое место за столом.
И упорхнула, чуть ли не сразу скрывшись в толпе собравшихся. Мелькнула у меня мысль поставить на ней магическую метку да тут же исчезла. Если и осталась в личном резервуаре одна или полторы искорки, то нечего их тратить так бессмысленно. После чего стал внимательно присматриваться ко всему вокруг.
Обеденный зал мне понравился многочисленными и широкими входами-выходами. Четыре по сторонам, да пятый, не используемый пока никем, в дальнем торце. В действиях слуг тоже просматривалось некое достоинство и спокойствие. Никто на них не ругался, не покрикивал да вроде как и не указывал. Каждый знал свою партию и исполнял ее виртуозно. И мне показалось: уверенно уйди я в один из служебных проходов, никто ко мне не прицепится с неуместными вопросами.
Сразу возник следующий вопрос к моей памяти и чувству ориентации: смогу ли я отыскать спальню покойного зуава Диялло? Ведь вначале придется вернуться к тюрьме, а уже оттуда, по иному пути, дойти до точки моего выхода из лифта. Нужные мне спальни где-то там, недалеко.
Память уверенно заявила: «Отыщем! Не очкуй!» Но она же и напомнила о круговой охране не только этого зала, но и всего княжеского замка. И уверенности не было, что у стражи есть разрешение «Выпускать можно всех!». Опять-таки оченно хотелось прихватить свои вещи, оставленные в камере хранения. Хотя, если приспичит, буду вырываться без них. Все-таки самые лучшие и ценные вещи, трофеи и артефакты меня дожидаются в нашем лагере, в овраге с разрушенным нами озером.
Воспоминание о лагере в ином мире добавило переживаний об оставшихся где-то там подопечных:
«Как там карапузы? Что творят? Надеюсь, что Леня справился с предателями и не потянет Свонхов за мной следом? Хотя это хамоватое семейство может его и ослушаться… Но какие бы карапузы ни были, именно они интуитивно почувствовали угрозу от подлой Знахарки. А я им не поверил… Ну хуже всего придется инвалидам, оставшимся в лагере вместе с ранеными организаторами заговора. Как они выкрутятся, бедняги?..»
Отвлеченные размышления были прерваны весьма брутальным способом. Возле меня остановился какой-то хрыч в лакейской ливрее, этак высокомерно меня осмотрел и заносчиво процедил:
– Ты кто будешь?
Что-то он меня слишком раздраконил. Но сразу драться я не полез, все-таки в приличном обществе нахожусь, да и предупреждали меня настойчиво вести себя скромно, незаметно. Поэтому я лишь вежливо уточнил:
– Тебе показать, где умывальник? – хотя и сам-то не знал.
– М-м? – поразился нахал. – А при чем здесь умывальник?
– Глаза промоешь, чтобы лучше видеть, кто я буду, как буду и кого буду.
После чего развернулся, сделал шаг в сторону, оперся плечом о стенку прохода и стал спокойно рассматривать только банкетный зал. За спиной у меня, кажется, зашипел выкипающий на плиту чайник, но не я его ставил, не мне его убирать.
А тут и музыка плавная, скорей всего танцевальная, зазвучала, заглушая приглушенное и неразборчивое мужское бормотание. Неужели танцы начались? Интересно будет полюбоваться, как танцуют местные, богато украшенные бабочки. Но только я собрался разворачиваться, как раздался иной, не в пример солидный и уверенный голос:
– Сударь! Не соблаговолите ли вы представиться? – обращались явно ко мне. Поэтому я все-таки повернулся, кратко кивнул и заверил:
– Отнюдь! Всенепременно! Но… только после вас, сударь.
Передо мной возвышался вояка в парадном мундире. Уж на что я горжусь (особенно после надоевшей мне инвалидности) своей мощной и атлетически сложенной фигурой, но прибывший на разборки тип был выше меня на голову и раза в полтора шире в плечах. Ну и красавец, чего уж кривить душой, истинный славянский витязь. Рядом с ним, как моська возле леопарда, тот самый беспардонный хрыч, нарывающийся на неприятности.
Наверное, поэтому к нам, барражируя, словно невзначай подтягивались две группки приятственных красавиц. Намечается скандал? Со зрителями? И драку заказывали? Это не ко мне, мне вести себя полагается пристойно. Но укусить могу, если пнуть попробуют.
Как ни странно, новый фигурант событий представился все-таки:
– Полутысячник флота, Келлинг Саградо!
– Генералиссимус от искусства, Михаил Македонский! – И тут же добавил вопрос: – А вы, случайно, не родственник моего хорошего приятеля, десятника жандармерии Килтера? Замечательный человек, смею вас заверить! Только недавно с ним общались.
