Уйдя из театра господина Дейли, Айседора сумела устроиться в студию Карнеги-холл, платили здесь гроши, но она снова получила возможность показывать свои танцы публике, ночи напролет репетируя дома, так как днем мастерская принадлежала по праву субаренды чужим людям, так было дешевле. Как и в прежние времена, на выступлениях Айседоре аккомпанировала ее мама.
Впрочем, в Нью-Йорке действительно открывалось больше возможностей отыскать людей, которые могли бы оценить по достоинству искусство Айседоры. Еще работая в театре, мисс Дункан сумела завести знакомства, и теперь ее нет-нет да и приглашали в частные дома с выступлениями.
Как-то раз Айседоре пришла идея сделать танец без музыки и даже без стихов. Только танцовщица и доступные ей изобразительные средства. Не пантомима, с ее условным немым языком. Танец…
Портрет юной Айседоры Дункан. Неизвестный художник. 1902 г.
«Характер ребенка определен уже в утробе матери. Перед моим рождением мать переживала трагедию. Она ничего не могла есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским…»
(Айседора Дункан)
На этих небольших гастролях по гостиным и усадьбам знати Айседора, ее сестра и мама сумели прилично заработать, но танцовщица была жестоко разочарована увиденным и услышанным в свой адрес. С одной стороны, все складывалось как нельзя лучше – девушку засыпали комплиментами, со всех сторон доносился восторженный шепот, «как она прелестна, очаровательна, восхитительна!». Но… сколько Айседора ни пыталась поговорить с этими людьми, изложить им свои взгляды на искусство и, в частности, культуру движения, объяснить истоки своего танца, то, что она хотела бы сказать своими спектаклями… – эти люди оставались непростительно, для своей образованности и знания жизни, глухи. И в Айседоре они видели в лучшем случае очарование юности, а в худшем возможность поглазеть на полуголую хорошо сложенную девушку, которая танцевала так близко, что можно было насладиться зрелищем в полной степени. В то время женщины затягивали себя в тесные корсеты, делали сложные прически и носили невероятные шляпы, само появление одетой в тунику девушки с голыми ногами зачастую воспринималось как нечто вызывающе-неприличное. Люди могли гулять вместе с детьми среди обнаженных статуй, но вид обнаженного тела вызывал стойкую ассоциацию с проституцией.
Время от времени Айседора и ее мать получали недвусмысленные предложения, которые с отвращением отвергали. Один пожилой господин, представившийся знатоком искусства, много путешествовавшим по востоку, выслушав пламенные речи юной танцовщицы и, для начала назвав ее воплощением музы танца Терпсихоры, позже пытался узнать, действительно ли под туникой на теле Айседоры нет ни нитки? Верно ли то, что она пляшет с неприкрытым естеством, как это делали в древней Греции… от всех этих рассуждений, Айседору тянуло засунуть два пальца в рот и… она чувствовала себя отравленной, измученной, оскверненной.
Айседора разрывалась от желания поделиться наболевшим, но если в кафе «Богемия» ее и были готовы слушать, но не понимали из-за отсутствия элементарного кругозора, в высшем свете Соединенных Штатов к актерам и тем более плясуньям в лучшем случае относились как к слугам.
Америка была не готова принять и воспринять танец босоногой Афродиты; пройдет время, и Айседору будут принимать в лучших домах Лондона и Парижа, но… Дункан была просто обязана воспитать своего зрителя!
Тем не менее, Айседора завела полезные знакомства, обеспечивающие ей редкие приглашения в богатые дома Нью-Йорка и Ньюпорта.
«Мы опять ошиблись, выбирая Нью-Йорк и Ньюпорт. Америка не готова принять мой танец. Что может дать переезд из города в город – здесь те же люди. И плевать, что в Америке собрана богатейшая палитра самых разных национальностей, плевать, что сюда приезжали и будут приезжать гении и виртуозы. Если на этой почве что-нибудь когда-нибудь и произрастет, это будет ой как не скоро. Во всяком случае, мы не можем ждать. Я не могу ждать». Ответ был очевиден: если Америка не готова принять ее прогрессивный танец, нужно ехать в Европу.
Легко сказать, да трудно сделать. Кто их ждет в Европе? Кому они там нужны? Айседора решила собирать деньги на эту поездку, где это только будет возможным. Одна из приятных дам, с которой Айседора познакомилась на своем выступлении, выдала ей 50 долларов. Не обидевшись на маленькую сумму, Айседора отправилась к другим знакомым, получая от них от 10 до 50 долларов. В результате набралось 300 долларов – этого не хватало даже на билеты второго класса. Что делать? Снова ходить с протянутой рукой или… Тут, наконец, за дело взялся Раймонд, который очень быстро отыскал устроившее всех решение: «Если мы не можем ехать в Европу как люди, поедем как скотина!» – улыбаясь во весь рот, сообщил он. Загадка разрешилась достаточно быстро: будучи журналистом, Раймонд время от времени бывал в порту, где свел знакомство с капитаном небольшого пароходика, перевозившего грузы. На этот раз «плавучий грузовик» держал путь в Гулль с партией скота. Выпив с Раймондом в портовом кабачке, капитан был так добр, что согласился нарушить закон и провести четырех пассажиров за более чем скромную плату.
Из Америки в Европу
Так они оказались на борту судна, который перевозил скотину из Америки в Европу. Америка поставляла в Европу мясо, еще точнее – живых коров в количестве нескольких сот голов, которые стояли, плотно прижатые друг к другу в тесном трюме, не имея возможности ни походить, ни толком поесть. Они тыкались друг в друга рогами, наносили удары копытами, все время жалобно мычали и стонали, испражняясь себе под ноги и требуя хоть какого-то корма…
В результате двухнедельного путешествия Раймонд наотрез отказался когда-либо употреблять мясо животных, сделавшись убежденным вегетарианцем.
Вещей было совсем немного, каюты на грузовом судне оказались крошечными, койки жесткими, из всей находящейся на пароходе еды питаться можно было одной только солониной, запивая это невзыскательное блюдо отвратительным чаем. Кроме того, все время нестерпимо воняло навозом, так что в конце путешествия стало казаться, что им пропахло абсолютно все – от волос до одежды и еды. Тем не менее, настроение было хорошее, и никто не заболел.
Они прибыли в Гулль и там сели на поезд до Лондона. По объявлению в «Таймс» отыскали квартиру недалеко от Мраморной арки. Лондон поражал, восхищал, очаровывал… всю первую неделю они гуляли, гуляли, гуляли… Вестминстерское аббатство, музей в Южном Кенсингтоне, Лондонская башня, Ричмондский парк, Британский музей, Гамптон Корт, спектакль «Укрощение строптивой» с несравненной Эллен Терри в главной роли… Они забыли про работу, необходимость устроиться на новом месте, о своей цели. Лондон поглотил их, каждый день заставляя восторгаться и очаровываться. Привыкшие работать и во всем себе отказывать, семья Дункан вдруг превратилась в беззаботных туристов, приехавших в Англию на каникулы. В результате деньги закончились, и семья была выброшена из гостиницы без вещей.
