Нет-нет, у меня самой характер никогда не был ангельским, но одновременно ненавидеть и целовать я не могла.
«Отсматривала» ли Суламифь Мессерер Вас профессионально? Советовала ли, высказывала ли пожелания?
Она в то время еще сама не преподавала. И тем не менее, всегда была против моего желания учиться у Вагановой. «Нечего тебе ехать к Вагановой, ты и так лучше всех», – повторяла часто она. Тогда еще и Лавровский пришел в Большой театр и тоже, так сказать, предупредил: «Если поедешь к Вагановой, тебе Москвы и театра не видать как своих ушей». А когда тебе, двадцатилетней, такое говорят в суровые советские времена… Я и струсила. И, конечно, никуда не поехала. Потом я поняла много лет спустя, почему Мита не хотела, чтобы я ехала к Вагановой. Она заканчивала уже в то время свою танцевальную карьеру и собиралась преподавать. И, естественно, хотела сама меня учить. Она и преподавала позже. Но я не знаю – как. Я ни разу не была у нее в классе и не хотела, потому что уже никогда бы не отделалась от нее. Хотя это меня не спасло: она везде и всюду говорила и писала, что я ее ученица. Возражать ей было бесполезно…
Все мы с детства слышим: родню не выбирают. Но как порой далеки нам некоторые «близкие» родственники!
Это страшное дело – мои бесчисленные родственники, многих из которых я даже не видела и не знаю. Но иные из них активно, я бы сказала агрессивно, употребляют мое имя, требуют, чтобы я им помогала. Доходит до комичных ситуаций, когда, например, какой-нибудь далекий, десятого колена родственник звонит и просит, чтобы я, скажем, позвонила ни много ни мало американскому актеру и суперзвезде Голливуда Дастину Хоффману и… пристроила в кино его сына. На возражения, что я не знакома с ним, не говорю по-английски, категорически заявляет, что я не могу ему отказать, что Дастин Хоффман наверняка должен меня знать… И после отказа мой проситель-родственничек, бывший коммунист со стажем, злобно строчит пасквиль в желтую газетенку о моем мерзком характере, эгоизме и бесчеловечности, о том, что беспартийный Родион Щедрин был, оказывается, первым коммунистом (!) в СССР, ну и всякую прочую полную бредятину.
Как защититься в наше время людям, и особенно известным деятелям культуры, от наглого вторжения в личную жизнь со стороны прессы, медиа, да и просто праздно любопытствующих личностей, желающих посмаковать «жареные» факты? Может, для этого и создан был когда-то институт всевозможных агентур, импресарио и прочих представителей организаций, призванных вроде бы облегчить жизнь людей творческого труда. Хотя я знаю, что многие крупные исполнители, дирижеры, писатели, композиторы давно уже, несмотря на огромную занятость, отказались от всяких посреднических услуг и предпочитают, во избежание постоянно возникающих недоразумений, лично улаживать свои дела.
Вы правильно сказали: вроде бы облегчить… Чаще всего этого не случается. Потому что импресарио и всевозможные агенты, прикрывающиеся звучными именами и названиями своих фирм, на самом деле обыкновенные люди, а частенько и просто алчные торгаши, думающие только о собственной выгоде, а не об интересах своих подопечных. Впрочем, это было, за редким исключением, всегда. Знаете, что произошло между известным импресарио Солом Юроком и Федором Шаляпиным? Меня как-то рисовал сын последнего, художник Борис Шаляпин. Он мне и рассказал эту историю во время сеансов. Я не любитель подобных историй – меня просто не интересует, как говорил Гоголь, «большой ли подлец их хозяин» и кто чем «кормит свинью», тем не менее я позволю, поскольку и самого Бориса уже давным-давно нет в живых, раскрыть вам «секрет» этой размолвки, характеризующей в большей степени Юрока. Причем не только как импресарио, но и прежде всего как человека, не очень приятного во всех отношениях. Итак, Федор Иванович Шаляпин со своей второй, еще официально не зарегистрированной женой Марией Валентиновной (с которой они к тому времени уже долгие годы жили вместе и имели общих детей) приехал в Америку. Это было в 20-е годы, и Сол Юрок прекрасно был осведомлен о семейном положении великого певца, нисколько не мешавшем ему, как импресарио, «кассировать» немалые деньги с артиста. Но только до той поры, пока Федор Иванович Шаляпин, осаждаемый одним из конкурентов Юрока, не заключил новый, более выгодный для артиста контракт, разорвав таким образом свои деловые отношения с Юроком. Так вот, что делает раздосадованный Юрок? Он пишет… донос в полицию, что якобы Шаляпин живет в отеле не с женой, а с посторонней женщиной (это считалось по тем временам недопустимым в США), и тем самым подрывает (!) моральные устои государства. Естественно, был скандал в прессе, вынужденное выселение из отеля. Ну и как следствие, Шаляпин до конца своих дней не подавал Юроку руки.
Нечто похожее произошло в Америке и с композитором Скрябиным. Скандалы, к сожалению, сопровождают известных людей. Иногда складывается впечатление, что они просто неотъемлемые атрибуты их жизни.
Я бы добавила, что иногда только благодаря скандалам некоторым удается сделать невероятную карьеру. Яркий пример – судьба поэта Иосифа Бродского. Никто не отрицает (вне зависимости от личных пристрастий и вкусов) его огромного таланта и вклада в литературу. Но не будь гнусного политического процесса и осуждения поэта, а затем и скандальной шумихи вокруг всего этого, вряд ли бы он получил Нобелевскую премию.
Соломон Волков где-то рассказал, что он составляет лично для себя списки наиболее выдающихся деятелей в той или иной области культуры и искусства XX века. И по его субъективному раскладу, Иосиф Бродский (кстати, один из его любимых поэтов) не вошел бы, тем не менее, в первую десятку, так как в поэзии творили Рильке, Лорка и прочие гении.
В отношении Бродского я бы с ним согласилась. Кстати, книги самого Соломона Волкова я читаю всегда с огромным интересом. Особенно впечатлила меня его фундаментальная «История русской культуры XX века». Там каждая страница интересна. Хороший, сочный русский язык. Масса информации. В дальнейшем, мне кажется, значение этого труда еще более возрастет. Он автор серьезнейший. Проработал горы фактического материала. Ничего поверхностного и сугубо тенденциозного. Я бы сказала – все объективно.
Мне кажется, что именно так должны писаться учебные пособия для молодежи. Личностями, обладающими, как Соломон Волков, не только энциклопедическими знаниями, но и умением дистанцироваться от событий. У меня такое ощущение, что он как бы взглянул на историю культуры из XXIII века.
Учебники в большинстве своем бывают сухие и скучные. У него же читаешь как роман.
Возвращаясь к «личным спискам» Волкова, хочется отметить, что, по его мнению, Баланчин в области хореографии вошел бы в первую тройку.
Вклад Баланчина в балетное искусство XX века, на мой взгляд, неизмеримо больший, чем у Бродского – в поэзию. Хотя для меня Бежар в области балета как художник гораздо интереснее.
На мой взгляд, это не очень продуктивное, если не вредное, занятие – выстраивать списки, особенно если они носят характер официальный или общественно-директивный. Творческих деятелей, да и само их художественное творчество порой совсем уж принудительно выстраивают по ранжиру. С другой стороны, как приватную персону я Волкова очень хорошо понимаю, потому что образование, вкусы, художественные пристрастия каждого человека невольно очерчивают круг так называемых его личных фаворитов. Иногда, правда, предпочтение основывается не на знании, а на случайных сведениях сомнительного характера или на оценках чисто человеческих качеств. Так, почему-то сравнивают композитора Стравинского и хореографа Баланчина (не на основании их творческих черт), противопоставляя якобы закрытость и даже высокомерность Стравинского наивной демократичности Баланчина: эдакий «душа нараспашку», даже подписывал контракты не читая, чем, говорят, пользовались его «злые импресарио».
