Мне знаком случай, когда несколько человек решили посетить танцевальный курс фламенко. Педагог им все объяснил, но ни у кого ничего не получилось. Это так трудно почувствовать?
Непросто. Это особый стиль, но если человек музыкальный и талантливый, то это возможно.
Великие артисты прошлого становятся со временем недосягаемым идеалом. Как Вацлав Нижинский. Или Айседора Дункан – легенда в тумане, чей образ Вам так впечатляюще довелось воплотить на сцене.
Нижинский был прежде всего Артист с большой буквы. Мне рассказывали о нем несколько человек: знаменитый мхатовец Топорков, который учился с ним в школе; Валентина Кошуба, необыкновенная красавица, танцевавшая с ним в одной труппе; его сестра, гениальный хореограф Бронислава Нижинская и ее дочь Ирина, которая по моему приглашению работала как хореограф в Риме. Все сходились в главном: необыкновенный артистизм, чудеса перевоплощения (так, что даже коллеги его не узнавали), талантливый хореограф, большой придумщик. И, конечно, все вспоминали о его знаменитых прыжках с зависанием в воздухе. Интересно, что по сегодняшним меркам фигуры у танцоров в те времена были далеки от совершенства, но это не мешало восприятию. Про пируэты никто не вспоминает, если артист оставляет настоящее художественное впечатление.
Теперь о Дункан. Образ Дункан – это не реальная фигура, а наша совместная с Бежаром версия. Так сказать, вариации на тему. Кстати, и музыка, на которую она танцевала, принадлежит нескольким композиторам. Айседора Дункан действительно, может быть, самый легендарный и загадочный образ в балетной истории прошлого века. Бесспорно, она была очень талантлива, даже гениальна. Все, кто ее видел, находили ее изумительной. Станиславский, говорят, сходил с ума от нее. Действовала завораживающе на публику. Это притом что она не владела классической техникой, была полноватой, танцевала босиком. Дункан оказала огромное влияние, открыла специальные школы и имеет до сих пор последователей, но они, к сожалению, почти все не слишком одарены.
Часто от Вашего имени говорят, что балету якобы подвластно все.
Пластике доступно все. Балету недоступно ничего. Разница бешеная. Красивая форма, некрасивая. Вот эти руки, что они значат? Ни черта они не значат. Как держать руку? Вот это – русская рука, это – итальянская. Все зависит от содержательной пластики, выразительности пластического рисунка. Пластикой можно выразить все что угодно. Поэтому мне всегда нравились пластические фильмы Чаплина. Там нет слов, там есть пластика без перевода. Драматический актер может, конечно, вы учить формально роль. Заучить текст. Но он либо живет в этом, пластичен, выразителен, либо – дубина.
Есть актеры от природы пластичные, податливые, как глина, все в них, казалось бы, есть. Но в одной роли они выразительны, в другой беспомощны.
Режиссер, значит, плохой. Все нуждаются в режиссере. Сто процентов. Сколько видишь актеров: дебютируют хорошо, а потом пропадают навсегда, как бывало не раз с актерскими «взлетами» в фильмах Юлия Райзмана. Вот вчера мы посмотрели «Мастера и Маргариту» Владимира Бортко. Там все играют замечательно. Потому что режиссер хороший. Эти же актеры в других фильмах, возможно, и потеряются. Или возьмите Голливуд. Там частенько за красивыми, хорошими лицами актеров ничего не стоит. Гениальные фильмы – это только режиссеры.
Значит, Вы согласны с расхожим мнением, что актеры – это лишь куклы?
В кино. Талантливые или не талантливые, но куклы. Тебе напишут текст, ты по кусочкам выучишь и… сделаешь, как хочет режиссер. Он слепит все.
В балете так быть не может?
Нет. Надо все выучить, хотя бы для того, чтобы не побежать в другую сторону. И вообще, в театре все протекает во времени. Там процесс. Мы должны как минимум знать наш балетный текст. В драме надо тоже все вы учить. Я всю жизнь мечтала сыграть что-нибудь мистическое в кино. Казалось, вот в балете удается же мне чем-то «взять» публику. В кино можно было бы эти мои качества тоже использовать. Но – увы! В кино я сыграла Бетси в «Анне Карениной» практически без репетиций. Я думала, что за бред такой, профессия киноактер, – так может каждый с улицы. Что и происходит постоянно, ведь если нужен типаж, берут с улицы, а он и не актер вовсе. Меня поразило тогда: мы шли в костюмах и гриме уже на съемочную площадку, и я спросила у Юры Яковлева, а что мы должны говорить. Я не знаю, спокойно ответил он, сейчас нам дадут записочки с текстом. Вот так киноактеры частенько работают. Я потом смотрела готовый фильм и думала: надо было иначе сыграть. Но мне ни режиссер Александр Зархи, ни кто-либо другой ничего не подсказал, не отрепетировал. Так было и на съемках другого фильма, где я играла в паре с Иннокентием Смоктуновским. Это была драма-балет по Тургеневу, где я должна была играть как драматическая актриса и танцевать. Режиссер Анатолий Эфрос сидел поодаль, с кем-то разговаривал или бросал иногда односложные реплики. «Что же он мне ничего не подсказывает?» – спросила я его жену Наталью Крымову. «А он никому не подсказывает», – ответила она. Ну, это драматическим актерам. Но можно ли было так со мной работать? Я не знала, как себя вести, не имела опыта. Потому и играла по интуиции. Из актера можно вылепить все что угодно. И я поддаюсь очень. Поэтому я не считаю, что играла в кино. Знаете, это когда спрашивают: «Вы играете на скрипке?» – «Не знаю, не пробовал, но, наверное, играю». Лет десять назад один режиссер хотел снимать меня в «Пиковой даме», где я должна была даже петь. Я уже начала репетировать. Взяла уроки пения. Это была очень интересная задумка, всё как бы в воспоминаниях и на музыку Чайковского. Но сорвалось по простой причине: не было найдено денег на проект.
Можно ли сравнить спорт с искусством?
Спорт не сравним ни с чем. Это преодоление себя. Он показывает, насколько велики возможности человека. Обожаю спорт, и с годами все больше и больше. Люблю ходить на стадионы. Еще с детства. Особенно на футбол. Девчонкой восторгалась Федотовым, Старостиным… А какое всегда красивое зрелище – взятие ворот! Футболисты – современные гладиаторы. Как они разыгрывают комбинации! В спорте без головы нельзя: вспомните Зидана или моего нынешнего фаворита Клозе.
Майя Михайловна, Вы футбольная болельщица со стажем. Сохранились, кстати, документальные кадры, где Вы сидите во время футбольного матча на трибуне стадиона рядом с Александрой Пахмутовой.
Да, это было лет 45 назад. Я сидела с Алей Пахмутовой и кричала: «Браво, Понедельник!» Я помню, что у меня сердце разрывалось, так как я всегда болела за ЦСКА, а Виктор Понедельник играл за ростовскую команду и тем не менее очень мне как игрок нравился. Потому так спонтанно от восхищения и кричала. Эпизод, который кто-то заснял на пленку.
В определенном смысле в спорте есть иллюзия приземленности и вседоступности. Как в соцреализме.
Социалистический реализм — чудовищное направление. В балете нас обошло это стороной. Наш «нафталин» остался при нас. Мы танцевали Петипа. Конечно, балеты тоже пытались вульгарно осовременивать. Что надо было? Колхоз. Выходили в валенках. Потом тебя вынимали из валенок, оставляли в туфельках. И дальше, как обычно, «Лебединое озеро» – это был соцреализм. Псевдоискусство. Если людям что-то вонюченькое надо, они и теперь вытаскивают соцреализм на поверхность и пытаются выдать за что-то новое. И это было, и это мы проходили. Когда увидела впервые скульптуры Микеланджело в Италии, я захлебнулась от восторга. Что это – новое, старое? Просто гениальное. Воздействует на нас не «имя», не принадлежность художника к тому или иному направлению. Только – как. И в искусстве, и в спорте.
