Принстонское отшельничество, разумеется, можно было назвать относительным.
Потоки писем и приглашений не переставали поступать к нему. Другое дело, что теперь далеко не на все он имел возможность и желание отвлекаться.
Пришедшее письмо от графини Александры Львовны Толстой, естественно, не прошло мимо ученого. Дочь великого русского писателя обращалась с просьбой к великому ученому и лауреату Нобелевской премии подписать письмо с осуждением Большого террора в СССР.
В этом письме, составленном американским журналистом Исааком Доном Левиным, были такие слова: «Почему не слышны голоса сотен либералов и радикалов, с такой готовностью присоединившихся к буре протестов против кровавой “чистки”, проведенной Гитлером в июне прошлого года? Почему эти мнимые защитники человеческих прав хранят необъяснимое молчание по поводу кровавой средневековой бани, устроенной Сталиным?
Неужели в нашей стране нет ни одного общественного органа, способного выразить отвращение американцев к варварской “чистке” советского правительства?»
Зная о симпатиях Эйнштейна к коммунистическим идеям, о его восхищении Лениным, а также о его дружбе с рядом советских руководителей, ответ можно было предугадать. Но в США надеялись (и графиня Александра Толстая в первую очередь) на то, что ученый, на себе ощутивший все варварство нацистского тоталитаризма и резко осуждавший любой политический режим, попирающий свободу гражданина, изменил свое мнение.
Надеялись зря, потому что свое мнение ученый не изменил.
Ответ Эйнштейна тогда поразил многих.
Вот он целиком:
«Дорогой г-н Левин,
Вы можете себе представить, как я огорчен тем, что русские политики так увлеклись и нанесли удар по элементарным требованиям справедливости, прибегнув к политическому убийству. Несмотря на это, я не могу присоединиться к Вашему предприятию. Оно не даст нужного эффекта в России, но произведет впечатление в тех странах, которые прямо или косвенно одобряют бесстыдную агрессивную политику Японии против России. При таких обстоятельствах я сожалею о Вашем начинании; мне хотелось бы, чтобы Вы совсем его оставили. Только представьте, что в Германии много тысяч евреев-рабочих неминуемо доводят до смерти, и это не вызывает в не-еврейском мире ни малейшего движения, никто не встает на их защиту. Далее, согласитесь, русские доказали, что их единственная цель – ощутимое улучшение жизни русского народа; тут они уже могут продемонстрировать значительные успехи. Так зачем обращать общественное мнение народов исключительно на грубые ошибки режима? Разве не вводит в заблуждение подобный выбор?
С искренним уважением, А. Эйнштейн».
Казалось бы, ученый остался верен своим прежним симпатиям к стране победившего социализма и ее вождям, точнее сказать, продолжил настойчиво верить в то, что людей можно и нужно осчастливить в принудительном порядке, если она сами не могут и не понимают того, что им «жить станет лучше, жить станет веселее».
Но, с другой стороны, как только теоретические абстракции переходят в плоскость человеческих взаимоотношений, когда арестовывают и расстреливают твоих родных, близких или друзей, вся «арифметика» тут же теряет всякий смысл, а идеальное уравнение перестает решаться.
Известно, что в начале 1930-х годов многие немецкие физики покинули Германию, протестуя против политики антисемитизма и антикоммунизма, которая активно насаждалась нацистами в их стране.
Кто-то тогда уехал за океан, а кто-то в СССР.
Имея тесные дружеские контакты с советскими физиками, в частности с академиком А. Ф. Иоффе, Альберт Эйнштейн помог получить место в харьковском Физтехе двум талантливым физикам-теоретикам: Александру Вайссбергу (в России его звали Александр Семенович) и Фрицу Хоутермансу. Первый оказался в СССР в 1931 году, а второй в 1935-м. Коммунисты, поклонники идей Маркса, как это тогда называлось – «друзья Советского Союза», Вайссберг и Хоутерманс активно включились в работу (они работали на Опытной станции глубокого охлаждения при УФТИ – Украинский физико-технический институт), но в 1937 году оба были арестованы как «немецкие шпионы», а Александра Семеновича еще обвинили и в том, что он готовил покушение на товарищей Сталина и Ворошилова.
Эта информация дошла до Эйнштейна.
Разумеется, великий ученый знал о подобного рода «перегибах» на местах, когда «русские политики увлекались», когда по доносу людей обвиняли в немыслимых с точки здравого смысла преступлениях и по решению тройки НКВД (без суда и следствия) отправляли в лагеря или расстреливали.
Но это было слишком далеко и абстрактно…
И вот теперь подобная средневековая практика коснулась ученых, которых Альберт Эйнштейн знал лично, а в их профессионализме и порядочности он был уверен, как в себе самом.
Ученый возмутился, ведь получалось, что это он, сам того не желая, отправил коллег в большевистский лагерь. Забыв о своей высокопарной отповеди Александре Толстой и Исааку Левину, ученый бросился спасать своих немецких коллег.
Прочитаем письма Альберта Эйнштейна, написанные послу СССР в США А. А. Трояновскому и «лично товарищу Сталину».
Письмо первое:
«Глубокоуважаемый г-н посол!
Физик доктор Фриц Хоутерманс, германский подданный, последние годы работавший в России, некоторое время тому назад неожиданно был арестован – после того как его уволили, а затем категорически отказали в выезде из России. От имени его встревоженной матери, г-жи Эльзы Хоутерманс, я убедительно прошу Вас сделать все от Вас зависящее, чтобы разобраться в причинах этого дела и, по возможности, содействовать тому, чтобы доктор Хоутерманс был выпущен из России. Его коллеги по прежней работе, профессор Джеймс Франк из Университета Джона Хопкинса в Балтиморе и профессор Нильс Бор из Копенгагена, выразили готовность ходатайствовать о нем…
С глубоким уважением, профессор А. Эйнштейн».
Письмо второе:
«Господину Иосифу Сталину,
Москва, СССР, 18 мая 1938 г.
Глубокоуважаемый господин Сталин,
за последнее время мне стали известны несколько случаев, когда ученые, приглашенные на работу в Россию, были обвинены в тяжких проступках – речь идет о людях, которые в человеческом плане пользуются полным доверием у своих коллег за границей. Я понимаю, что в кризисные и неспокойные времена случается так, что подозрение может пасть на невинных и достойных людей. Но я убежден, что как с общечеловеческой точки зрения, так и в интересах успешного развития строительства новой России чрезвычайно важно, чтобы по отношению к людям редких способностей и редких же творческих сил обращались с исключительной осторожностью. В этом плане я очень прошу Вас обратить внимание на дело, возбужденное против доктора Александра Вайссберга (Харьков). Господин Вайссберг – австрийский подданный, инженер-физик, работавший в Украинском физико-техническом институте в Харькове. Очень прошу о том, чтобы в его случае был бы учтен отзыв о деятельности Вайссберга, написанный профессором Мартином Руэманном, руководителем лаборатории низких температур, который был передан в Наркомтяжпром весной 1937 г.
