– Испугался? – И добавила по-русски: – Не бойся, не трону, а надоест – убью.
Я тогда поняла, что Надежда – совсем другая. Она на самом деле – серый кардинал. Отличный психолог, способный управлять не только собственным мужем, ни и сотнями людей. Почему я раньше не замечала, что Владимир был, можно сказать, в полной зависимости от этой женщины?.. Да о ее способностях скрытого психологического управления можно было бы судить по тому, что она – непревзойденный конспиратор.
Ведь это именно она мастерски осуществляла конспиративную переписку с Россией, тщательно оберегала ее тайну, учила тому же своих далеких корреспондентов. Полицейские преследования, негласная цензура «черных кабинетов» определили своеобразие… переписки. Письма были «химические» – писались молоком, лимонным соком, специальными составами. Наиболее важные сведения – адреса для переписки, явок, присылки литературы, фамилии, названия произведений, которые служили ключами, и так далее – шифровались. Подготовка такого письма требовала большого труда. Следовало написать конспиративный текст и подчеркнуть в нем подлежащие шифровке слова и фразы; выписать их на отдельный листок и зашифровать; составить какое-нибудь безобидное письмо; между строк последнего вписать «химией» конспиративный текст с уже зашифрованными местами и, наконец, уничтожить листок, на котором производилась шифровка. Симпатические чернила, высыхая, не оставляли на бумаге видимых следов. Только посвященный владел секретом тайнописи и знал, что для прочтения полученного письма его следовало «проявить», то есть прогреть или обработать специальным составом, после чего между строк «явного» письма проступали коричневатые буквы скрытого текста. Тайнопись постоянно усовершенствовалась. Химические тексты стали вписываться между строк газет, журналов и книг. Крупская была непревзойденным мастером по составлению «тайных» писем. Этому искусству она терпеливо обучала российских корреспондентов «Искры».
Она также непревзойденно умела не только составлять тайные письма, но и манипулировать Лениным.
Как я не замечала этого? Раньше я почему-то воспринимала все через призму видения Владимира своей супруги. Как сейчас помню, как довольно он рассказывал мне: «Сегодняшний весенний, солнечный, сухой и теплый день мы использовали с Надей для великолепной утренней прогулки в Булонский лес. Вообще на праздниках мы «загуляли» – были в музеях, в театре, посетили Мюзе Огелпп, которым я остался очень, очень доволен. Собираюсь и сегодня в один увеселительный кабачок на goguette revolutionnaire (революционные песенки, куплеты)». И все в том же духе – ни одного грубого или нелестного слова о жене даже наедине со мной. Вот я и не заметила, как она впилась и в меня своими ногтями и подмяла под себя.
Я теперь совсем по-другому посмотрела на нее и ее отношение ко мне. Мне стало казаться, что она считает меня всего лишь авантюристкой, которой все равно, где иметь свою главную роль, – в семейной драме или революции. Хотя я и словом, и делом не раз доказывала, что это не так.
Я вдруг отчетливо ощутила, какой авторитарий – Надежда Константиновна, и насколько все мы у нее под каблуком. Но что мне оставалось? Если бы я попыталась открыть глаза Владимиру на его супругу, ничего бы хорошего из этого не вышло. Он вряд ли бы послушал меня. Ведь Надежда все равно оставалась его самым близким человеком. Тогда я решила принять правила этой странной игры и убедить Ленина, что можно продолжать жить и по-старому.
Я договорилась встретиться с ним на нашем месте в кафе. Когда Владимир пришел, я попросила его не перебивать меня. И, набравшись смелости, выложила ему свое видение наших отношений. Я говорила о том, что нам всем будет хорошо, и что я очень погорячилась, когда попыталась заставить его выбирать, а затем закатила эту нелепую сцену. Я предложила Владимиру оставить все как есть, лишь бы он не прогонял меня! Я сказала, что готова на любые его условия, и что больше, чем есть, мне не нужно. И если необходимо просить Надежду о том, чтобы я также могла приходить в их дом, я была согласна и на это унижение.
– Володя, я люблю тебя, пойми. И мне нет жизни без тебя, без наших совместных дел. Я не могу представить себе этот страшный день, когда ты скажешь, что я больше не нужна тебе! Ты для меня – единственный мужчина, которого я по-настоящему люблю как мужчину и как учителя. Прошу, не отталкивай меня сейчас…
– Инесса, ты знаешь, что я не могу оттолкнуть тебя, ибо ты мне тоже стала очень дорога. Я прошу не вести разговоров с Надей. Это было бы низко и подло – так поступить с тобой и с ней. Но я не знаю, как нам быть. Все зашло слишком далеко.
– Я знаю, Володя, знаю! – тихо сказала я. – Мы не можем вот так расстаться. Это немыслимо. Знаешь, давай ты еще раз поговоришь с Надеждой Константиновной, и если она скажет твердое «нет», мы не станем больше видеться. Но если она ничего подобного не скажет, значит все останется по-прежнему. Она у тебя умница.
– Я, разумеется, поговорю с ней. Хотя все это само по себе выглядит жутким бредом… И я не знаю, что буду делать, если она поставит меня перед выбором – либо ты, либо она…
Я не знаю, о чем они говорили в тот вечер, и что Ленин сказал Крупской, но мы снова стали видеться. И все вернулось на круги своя. А я вновь могла вернутся в дом к Ленину и Крупской на тихую улочку Мари-Роз. В их маленькую двухкомнатную квартирку с чистой кухней, где за последние несколько произошло лет так много событий в моей жизни. Здесь была и моя боль, и моя любовь, и задушевные разговоры, и работа, работа, бесконечная работа, которая окрыляла меня и дарила мне надежду…
Почему я не стала пытаться вытеснить из жизни Владимира Надю? Или почему я согласилась на такие унизительные условия? Все просто – мне хотелось быть счастливой. И хотелось, чтобы Владимир был тоже счастлив. Я не хотела ставить никому рамок и условий. И если был шанс стать счастливой таким образом, я согласилась, не раздумывая. Да, это не похоже на обычную историю любви с ее канонным «он полюбил ее, а она полюбила его»… Это – наша история, и мы написали ее сами так, как могли в то время.
Те, кто хоть немного интересовался политикой, прекрасно знают, какое огромное влияние оказывают человеческие страсти и эмоции на важные политические решения, причем, не только на государственном, но и на мировом уровне. И всегда нужно помнить, что любовные отношения играют на политической арене такую же огромную роль, как и политические качества того или иного правителя. Самые несерьезные амурные похождения могут не только перетасовать колоду политических постов, но и развязать войну. Кстати, этим нередко пользуются многие деятели: они убирают своих конкурентов, выуживая из их личной жизни какие-нибудь сомнительные факты или раздувая небольшой флирт до мирового скандала. В общем, амурные увлечения политиков – очень мощное оружие их противников, если, конечно, им умело воспользоваться.
И я не могла использовать наши отношения как оружие против любимого мужчины и будущего правителя России. Я не хотела также, чтобы и наши интимные отношения мешали общему делу. Но я знала, что не потеряю Владимира, и что он не отпустит меня. И если Надежда Константиновна действовала психологически расчетливо, то я действовала инстинктивно – по законам природы.
