Осначев задумчиво почесал подбородок. Неделю назад начальник службы безопасности доложил ему, что Фринштейна пытается подкупить «Сигнефть» — основной конкурент на нефтяном тендере. Осначев приказал эту информацию держать втайне. Он ждал, что Аркадий сам расскажет о сделанном предложении. Но время шло, и подозрения крепли.
— О «Сигнефти» что нового слышно? На контакт не выходят? — будто между делом полюбопытствовал Осначев.
— Затихли. Может, передумали участвовать. Знают, что с тобой связываться себе дороже, — хмыкнул Аркадий. Заботливо пригляделся к закашлявшемуся шефу. — Э, да ты не болен ли, друже? У нас, если помнишь, на двенадцать пресс-конференция на телевидении назначена. Не перенести ли, пока не поздно?
— Еще чего? — Осначев недоуменно отер испарину со лба, провел пальцем по слезящимся глазам, — бронхит вцепился всерьез.
— Вот что, — он выглянул в окно. — Мы сейчас мимо института пульманологии проезжать будем, дай команду заехать. У меня здесь старый дружок по комсомолу рулит. Забегу, чтоб взбодрил: грелку или пилюлю какую-нибудь. Оставишь при мне «мерс» и пару охранял. А сам дуй в Останкино — разогреешь пока прессу. Главный посыл, который доведешь громогласно: компания стремится получить месторождение, чтобы обеспечить налоги и увеличить рабочие места для туземцев… в смысле — местного населения.
— Так мы ж, наоборот, собираемся сокращать.
— А вот это ты объявишь на следующей пресс-конференции, — после того как тендер выиграем. Политика, понимаешь! — Осначев, довольный собственной остротой, расхохотался.
2.
…— Ба! Какие люди, — главный врач института пульманологии, не веря собственным глазам, поднялся навстречу олигарху. — Вот уж подлинно: тыща лет, тыща зим.
Какое-то время они постояли, не размыкая рукопожатия, с интересом рассматривая друг друга. Когда-то в прежние времена они сидели в обкоме комсомола в соседних кабинетах.
— Какой ты, однако, стал, — главврач замешкался, выискивая наименее обидное определение. И — нашелся. — Осанистый.
Он сделал приглашающий жест, склонился над селектором:
— Ко мне не пускать.
— И так не пустят, — успокоил Осначев. — Там, в приемной, моя охрана.
— А выпустят?
— Это смотря по результату, — Осначев хохотнул. Но — не рассчитал сил и зашелся в захлебывающемся кашле. — Вот ведь привязалась зараза. Главное, не вовремя.
— А когда оно вовремя-то бывает?
— Твоя правда, — признал Осначев. — Жизнь, старик, это такая, доложу тебе, суета. Веришь? Секунды свободной нет.
— Как не верить? Пытался в свое время к тебе пробиться. Но — холуи твои стеной встали. Капле не просочиться.
— Жаль, не знал, — притворно огорчился Осначев. «Тоже мне — стена». Он с раздражением подумал о разгильдяе-помощнике, всё время впихивающем в график необязательные, тягостные встречи с просителями. «На лапу, что ль, стервец берет за доступ к телу?». — И с чем ко мне рвался?
— Да как обычно. Аппаратура износилась… — главврач насупился. В прошлом завотделом здравоохранения ЦК комсомола, просить он так и не научился.
— Ладно, составь смету, — неохотно предложил Осначев. — Только чтоб в пределах.
Он вновь закашлялся.
— Давно? — в лице главврача появилась безмятежность, привычно скрывающая профессиональный интерес, — теперь он не к гостю присматривался — исподволь изучал пациента.
— Враг мой личный — хронический бронхит — достал. Будь другом, напичкай по-быстрому какой-никакой гадостью. А то мне через пару часов на телевидении выступать.
Главврач поморщился:
— Привык, гляжу, всех «строить». Для начала рентген сделаем.
— Да я тебе и без рентгена скажу. У меня этот бронхит восемь лет. Можно сказать, сроднились. Периодически обостряется.
— И давно обострился?
— Недели с две. Вообще-то года три не возникал. Я его, заразу, холодной водичкой, теннисом гоняю. Уж и думать забыл. А тут вдруг… Пытался назад загнать. Так ведь уперся.
— И всё-таки на рентген. Для начала надо исключить воспаление легких. Потом поглядим. Двести одиннадцатый кабинет. Лаборант Андрей. Пока идешь, я ему позвоню.
Он заметил легкое недоумение.
— Или провожатых дать?
— Обойдусь! Даже охрану тебе оставлю, — Осначев нарочито бодро вскочил. «Мог бы и сам проводить. Невелика птица».
Он шел по обшарпанному коридору, среди понурых людей в затертых больничных халатах, всё более раздражаясь на самого себя за бездарную трату времени. Нетерпеливо застучал в дверь с броской табличкой «Лаборатория». После паузы еще. И еще.
Лишь секунд через двадцать дверь изнутри открылась, и оттуда выглянул крупный, лет тридцати толстяк с молочно-белым мальчишеским лицом — будто плавленый сырок, заветренный от времени.
— Чего барабанишь? — неприветливо поинтересовался толстяк.
— Андрей?
— Ну.
— Вам звонили насчет снимка легких.
— С улицы, что ли? — Андрей что-то посоображал, оценивая посетителя. — Можно. Но это будет стоить.
— У меня мало времени, а стало быть, много денег. Куда идти? — стервенея, как всякий раз, когда сталкивался с вымогательством, Осначев нетерпеливо отодвинул медлительного толстяка и шагнул внутрь сумеречного, пропитанного сыростью куба. Огромное, метров на шестьдесят помещение без окон было до гула пусто. Лишь посередине затерялись рентгеновский аппарат и рядом — покрытая клеенкой длинная скамья, над которой задумчиво зависла громоздкая камера. Единственный источник света находился у входа, — застекленный отсек с компьютером и экраном.
— Чего ждешь? Раздевайся до пояса, — поторопил Андрей, кивнув на неприметный стул.
Через минуту, смущаясь рыхлеющего тела и потряхиваясь от внезапного озноба, Осначев подошел к рентгеновскому аппарату.
— Встал, — бодро скомандовал Андрей. — Голову вверх… Не надо! На цыпочки не надо. Сам опущу. Во! Теперь руки в боки и локтями к экрану. Всё. Замри и жди.
Он удалился в «стекляшку», откуда послышалось значительное:
— Вдохнули! И не дышим!
Осначев вдохнул холодного воздуха и затих, с трудом сдерживаясь, чтоб не закашляться.
— Снято, — услышал он, когда удерживать дыхание стало невозможным. — Отдышись.
Лаборант уткнулся в экран компьютера.
Осначев, не получивший команды одеваться, накинул рубаху и, взглянув на часы, заходил возбужденно. График летел к черту! И добро бы из-за дела. Минута на счету, а тут с собственными бронхами не разберешься. А, не дай бог, если подтвердится воспаление! Нет, что угодно: колоться, греться, светиться. Но — чтоб на работе.
