Луч надежды блеснул, когда по гетто поползли слухи о партизанском отряде Громова. Говорили, будто бы он тайком прокрадывался в город, заходил к цирюльнику, чтобы побриться, и говорил, что очень скоро придет Красная армия и разобьет немецких оккупантов. «Скажите всем, что здесь был Громов!» — якобы говорил он. Немцы, как безумные, искали его по всему городу, но всегда безрезультатно — по крайней мере, так об этом рассказывали.
Воодушевленные этими рассказами, несколько молодых людей решили уйти к партизанам. Группе из десяти человек с ружьями, с большим трудом собранными из разрозненных деталей, удалось выбраться за границы гетто. Прошагав тридцать километров по сельской местности и миновав восточный приток реки Неман, они вошли в огромную Налибокскую пущу, которая, по слухам, была настоящим партизанским анклавом. Вскоре поползли слухи о том, что они были убиты в немецкой засаде. Также пошла молва, что советские партизаны не стремятся с распростертыми объятиями принимать в свои ряды евреев — они подозревали в них немецких шпионов.
Юденрат, еврейский совет, который нацисты поставили наблюдать за гетто, делал все, что мог, чтобы предотвратить побеги. Предупрежденные немцами о том, что все население гетто будет расстреляно, если хотя бы одного еврея недосчитаются, члены юденрата отобрали сапоги у всех, кто, как они подозревали, может бежать в лес. Иногда они задерживали потенциального партизана на ночь или две. Но их действия были ничто по сравнению с тем, что творили немцы. Молодую девушку, которая пыталась сбежать с неевреем, повесили на дереве — в назидание тем, кто мечтал о свободе, солдаты изуродовали ее тело.
Проходили месяцы, и у обитателей гетто появилось предчувствие, что немцы планируют новое массовое убийство. Правда, некоторые верили, что, если они будут подчиняться приказам, их пощадят. Другие создавали убежища, надеясь спрятаться, когда немцы придут за ними.
В Лиде, где еврейское население было согнано в три отдельных гетто, также нарастали подобные опасения. В конце февраля у юденреферента Леопольда Виндиша, который приказывал расстреливать евреев за сокрытие такой мелочи, как кусок масла, появился прекрасный повод для террора. Кто-то ограбил православного священника, и немедленно возникло предположение, что это сделали евреи из гетто. Виндиш потребовал от юденрата найти воров, и юденрат выдал немцам шесть человек.
Во время допроса эти люди отрицали всякую причастность к преступлению. Спасая свои жизни и предавая, в свою очередь, предавший их юденрат, они сообщили немцам, что в городе незаконно прячутся евреи из Вильно по выданным в юденрате поддельным документам.
На рассвете 1 марта все евреи Лиды были выведены на площадь неподалеку от окружного комиссариата. Немцы расстреливали всякого, кто пытался оказать сопротивление, убивали пожилых и больных евреев, которые не могли шагать в ногу. Толпа в несколько тысяч человек простояла на площади несколько часов, не сомневаясь, что должно произойти что-то ужасное.
Потом всем было приказано пройти через специально сооруженные ворота. Один из обвиняемых в воровстве стоял у ворот и указывал на людей из Вильно, которых отводили в сторону. Некоторых из них убили на месте; остальных, около сорока человек, заключили в тюрьму и расстреляли позже.
Через неделю арестовали руководство юденрата, и Виндиш лично занялся расследованием. Приговор не вызывал сомнения с самого начала. Семерых членов юденрата пытали, а затем расстреляли. Калману Лихтману, председателю юденрата, выдавили глаза. Его лицо было так изуродовано, что опознать его удалось только по одежде.
Эти зверские убийства потрясли еврейское население, которое было склонно смотреть на юденрат как на своего защитника. Впрочем, кое-кто из узников гетто продолжал настаивать на том, что необходимо доказывать свою полезность немцам, и тогда удастся избежать казней. Поступило даже предложение открыть новые мастерские — чтобы показать немцам свою лояльность. Начальнику Виндиша, окружному комиссару Герману Ганвегу, эта идея понравилась, и он разрешил открыть несколько дополнительных мастерских.
Члены еврейского совета старались привлечь как можно больше людей для работы в мастерских, думая, что это спасет их жизни. В результате около тысячи человек начали работать жестянщиками, портными, переплетчиками, электриками и плотниками. Но унижения не прекратились. Когда пришла весна, стало ясно, что грядут новые беды. «Земля горела у нас под ногами», — вспоминал один из узников гетто. Неуклонно увеличивалось число «случайных» расправ. По меньшей мере, восемьдесят евреев, работавших на складе конфискованных товаров, были убиты без видимых причин.
В начале мая Виндиш приказал чиновнику юденрата подготовить список всех здоровых евреев. Чуть позже в город прибыла группа СД из Барановичей. Их сопровождали команды немецкой жандармерии, а также литовские и латышские вспомогательные войска. Вечером 7 мая сельских жителей из нееврейского населения послали вырыть три больших траншеи в северо-восточном направлении от города, что они и сделали, расширив воронки от бомб.
В предрассветные часы 8 мая солдаты отряда специального назначения окружили еврейские кварталы города и приказали всем выйти на улицу для проверки документов. Тех, кто медлил, они силой вытаскивали наружу. Многие были в ночных рубашках и пижамах. Затем обитателей гетто под конвоем провели в центр города. Всех, кто отставал, расстреливали на месте.
На площади евреев разделили на две группы. Молодые квалифицированные рабочие и их семьи по большей части направлялись налево — их решили оставить в живых; всех остальных отправляли направо — их ожидала смерть в траншеях. Виндиш при помощи польского переводчика лично контролировал сортировку и часто посылал направо здоровых рабочих, имевших разрешения на работу. Он даже упрекнул своего командира Германа Ганвега за то, что тот оставляет в живых слишком много евреев. «Хочется всех их отправить направо!» — сказал он.
Раввин Аарон Рабинович лихорадочно расхаживал взад и вперед, читая нараспев «Шма Исраэль» (Слушай, Израиль) — символ веры иудеев, произносимый на протяжении двух тысяч лет еврейских страданий. Вдруг он поднял голову к небу и воскликнул: «Евреев убивают Твоим именем!»
Обреченных на смерть построили в колонну и повели на окраину города. Один человек сбежал из рядов, когда они приблизились к месту казни. «Один из охранников побежал за мной и сбил меня с ног, — рассказывал он много лет спустя на суде над военными преступниками. — Затем он дал очередь из автомата. Два выстрела задели мой затылок… Я лежал в луже собственной крови и притворялся мертвым в какой-то сотне метров от места казни… Я видел, как, немного не доходя до места казни, евреев заставили раздеться, а затем встать на доски, которые были переброшены над могилами. Затем их расстреляли из пулеметов. Я видел Виндиша и Ганвега на месте казни. Не знаю, был там Рудольф Вернер, или он расстреливал тех, кто пытался сбежать. Я сам видел, как Виндиш пристрелил ребенка, которого подбросил в воздух какой-то литовец или латыш…»
Из трех траншей одна была приготовлена для детей. Многих, прежде чем убить, вырывали из рук родителей. Бандиты, в общей сложности около ста человек, по большей части литовцы и латыши, в перерывах между расстрелами жадно хлебали водку. Очевидцы вспоминали, что они были сильно пьяны.
