— Я тоже предпочитаю двигаться. Значит, внес в ваши прогулки разнообразие? Давайте обследуем территорию. С другой стороны есть выход в переулок и кафе с открытой террасой. Перекусим, ладно?
— Чашка кофе мне не повредит, — обрадовалась Катя. — Только я без кошелька.
— Ну, Катя, зачем так… Не по-русски. Я студент дневного отделения, но это не значит, что ты будешь за себя платить. Даже занимаясь в своем первом университете, я работал.
— В МГУ?
— В пражском.
— Ты чех?!
— Нет. Идем, за столиком расскажу. А лучше на обратном пути.
Минут через двадцать Трифонова совершила нечто, выходящее вон из плотного ряда своих обыденных действий. Когда официантка принесла меню, Кирилл указал ей на цветы:
— В воду, пожалуйста.
— Вазу на стол? — спросила официантка.
— А нельзя их полностью погрузить? В какой-нибудь таз? И оставить в темноте, пока мы здесь будем? Это же розы, — встряла Катя, не успев понять зачем. Наверное, потрясенная сервисом, бессознательно решила выяснить границы дозволенного. И лишь когда собственный голос затих, испугалась, что ей нахамят, дескать, мордой об асфальт потереться не хочешь? Но официантка дежурно улыбнулась, взяла букет и скрылась с ним в недрах заведения. А Катя начала выбирать пирожное. Журавлик чинно сидел у нее на руках и умильно вглядывался в пустующий дальний угол террасы.
— Воспитанный пес, — одобрил Кирилл.
— Это его первый опыт, — честно сказала Катя. — Наверное, в прошлой жизни был завсегдатаем кофеен и сейчас вспоминает годы золотые.
Молодых людей опять разобрал смех. А на утреннюю веранду стал подтягиваться народ от двадцати до тридцати пяти лет от роду. Заходили изредка парами, чаще в одиночку. Парни были улыбчивыми, девушки немного хмурыми. Одна явилась с той-пуделем, другая — с йорком. Сели порознь. И обе с ревнивым любопытством изучали Журавлика. «Наверное, гадают, что за порода. Сейчас в Москве каких только нет. В состоянии они допустить, что это чистокровная российская подзаборная? — веселилась освоившаяся Трифонова. — Интересно. Я думала, в таких местах обязательны ноутбуки или планшетники. Но люди и без них дуют кофе с бутербродами и выпечкой. Они сюда завтракать приходят, а не выпендриваться. И не смертельно дорого, по правде говоря. То есть поликлиническая зарплата такого не выдержит. Но нынешняя моя вполне. Не каждый день, разумеется, но в выходные запросто. Почему же мне ни разу не пришло в голову облюбовать столик и поглазеть из-за него на улицу, дожидаясь, пока принесут чай? Я не завидую тем, кто перекусывает за громадными стеклами или на верандах. Никогда не завидовала, относилась к ним как к предметам в витринах. Не отождествляла себя с ними. Они другие, и все. Но вот смотрю — нет, такие же. Это не для меня? Чушь, мне дико нравится…»
— Ты готова? — забеспокоился Кирилл.
Кате стало неловко: ему впору было предположить, что она не умеет читать. Но смущение поразительно быстро улетучилось. Ее «обычный кофе и шоколадный эклер» прозвучало безмятежно.
— И по сливочному пломбиру с вишней, да? — заговорщицки улыбнулся спутник.
— Искушаешь?
— Рекомендую.
— Согласна. Все было так просто.
— Что? — не понял Кирилл.
— Все, — ответила она.
Он энергично закивал, будто слушал мысли.
Мороженое и впрямь было отличное. Катя слопала его так быстро, что вынуждена была пробормотать:
— Не люблю растаявшее.
Кирилл едва притронулся к своей порции. На секунду они встретились глазами, и оба смутились. У Кати возникло ощущение, что парень сейчас предложит ей доесть из его креманки. «Держи себя в руках, — запоздало подумала она. — Девица с йорком еще и полчашки кофе не выпила». Но смаковать было уже нечего. И оставалось только поклясться себе, что больше такого не повторится.
Розы вряд ли распаковывали, топили в ванне, а потом снова художественно заворачивали. Но сбрызнули обильно и в воду ставили. Поникшие цветы приободрились. Отдохнувший Журавлик скакал как рысак. Идя назад через сквер, Кирилл выполнил обещание и без напоминаний заговорил о себе.
Ему исполнилось двадцать девять. Родился в Москве. Папа занимался советской внешней торговлей. На малопрестижном уровне длительных командировок, бумажной волокиты и постыдно низкой зарплаты. Местом последней семейной высадки была Чехословакия. Мальчик вырос под завистливый шепот: «Американские специалисты в нормальной Европе за ту же работу получают в сто раз больше». И бесконечные мамины подсчеты, когда они накопят на «ту, только ту разлапистую хрустальную люстру». Но социализм приказал долго жить. Коллеги отца ринулись домой, обсуждая приватизацию. Он же рассудил мудро: «Ничего там не светит. Разве что пуля. А сюда народная тропа из России не зарастет. Надо готовиться торговать личными связями». Они остались в Праге, и папа успешно «наводил мосты между бизнесменами и бизнесами». Что это значило, Катя представления не имела. Вероятно, посредничество за гораздо большее вознаграждение, чем раньше. Сын выучился «на нигде не нужного искусствоведа». Внимательная слушательница даже не пыталась ничего уточнять, все было ясно. Кирилл регулярно ездил в Москву по отцовским поручениям. Открыл здесь небольшую фирму для пробы. Но сплоховал с откатами, и чиновники с ментами его благополучно разорили. Папу воодушевил бесценный опыт сына. Он благословил его изучать Родину в деталях. Кирилл начал с того, что поступил на экономический факультет одного из технических университетов.
Эта история была полезна Трифоновой, как раньше говаривали, для общего развития. Она, к примеру, не знала, что Чехословакия мирно разделилась на два государства. Думала, переименовали одно социалистическое, чтобы не трясло от ненависти к былому при упоминании. Однако, с важной для нее житейской точки зрения, ничего не поняла. Стареющий русский благоденствует в Праге и отчего-то не может передать дело взрослому наследнику. То ли все мосты давно стоят, а их обслуживание гарантирует невеликую прибыль. То ли страсть к обогащению с возрастом разъела здравомыслие. Господин захотел возвести переправу за собственные деньги, на сей раз с другого берега, отослав на него родимого искусствоведа. Как-то странно. «Но Кирилл не нищий, во всяком случае, пока. И замолчал, ждет моей реакции. Только бы чушь несусветную не сморозить», — подумала Катя. И осторожно сказала:
— Вот не отдыхать, а жить в Чехии хорошо? Или скучно?
Парень уставился на нее с веселым изумлением. Наверное, ожидал любого вопроса, кроме этого. Но ответил серьезно:
— Американцы утверждают, что для тех, кто бывал в Западной Европе, Восточная — совсем не Европа.
— Для американцев, может быть. Для нас же, где чисто, люди культурные и произвола нет, там и рай. А что с этой, как ее, второй страной?
— Словакией? — казалось, он готов грохнуться в обморок. — Существует. В Братиславе полмиллиона жителей… Катя… Ты в смысле географии или туризма интересуешься? Может, я продолжу о себе? О московских реалиях?
