У него все время перед глазами находится сияющее лицо Елены. Прекрасной, очаровательной Елены. Вся безумная борьба с этим чудовищем Коллисандером нужна была только для того, чтобы вызволить Елену из тюрьмы. Сама мысль о том, что ее могли упрятать за решетку за то, чего она никогда не совершала, невыносима. Йоахима охватывает жуткое чувство собственной вины. Эллен. Теперь врачи борются за то, чтобы спасти ее жизнь, но единственная, о ком он сейчас думает, это Елена. В это время заходит медсестра, а за ней двое мужчин в форме.
— Полиция, — заявляет медсестра.
У мужчин серьезный вид, под мышкой у каждого фуражка. Медсестра на минутку выходит и возвращается с двумя стульями. Она ставит их возле его койки и расправляет простыню Йоахима, чтобы у него был более презентабельный вид. После этого она выходит, закрывая за собой дверь.
Оба полицейских гладко выбриты, примерно одного возраста с Йоахимом, оба женаты, судя по золотым обручальным кольцам на пальцах, не ускользающим от внимания Йоахима. Вот здесь, в этом помещении, Господь собрал образцовых сорока-пятидесятилетних европейских мужчин. Но какими же они получились разными! Два красавца, нормальные богобоязненные трудяги, женатые, наверняка имеющие детей. А перед ними на кровати лежит мужчина, который всегда влюбляется в ненормальных женщин, и в результате получается хаос.
Один из полицейских смотрит на часы, откашливается и что-то бормочет своему коллеге. Коллега, должно быть, старший по званию, нетерпеливо поднимается, раскрывает дверь и выглядывает в коридор. Вскоре заходит еще один мужчина. Стройный, седовласый, в костюме с иголочки, сидящем на нем как влитой, с тонкими чертами лица. Он идет прямо к Йоахиму.
— Я — посол. Меня зовут Франс Виллумсен, — представляется он, выдерживая короткую паузу. — Я прилетел сюда из Рима. Как вы себя чувствуете?
Йоахим лишь пожимает плечами, ничего не говоря при этом.
— Мы перевезли вас сюда из коммунальной больницы. Здесь есть специалисты по ожогам, — сообщает посол, размахивая руками. — Полицейские хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы… up for it
[38]? — переходит он на английский.
— Да, — тихо отвечает Йоахим, — и спасибо вам.
Посол с удивлением смотрит на Йоахима и улыбается. Эта широкая улыбка на мгновение возвращает Йоахиму желание жить. Возможно, чувство признательности стало его новой движущей силой. Все эти долгие годы он рассчитывал на признательность и вот получил ее. Неужели это так просто?
Йоахим все еще думает о признательности, и в это время медсестра заносит третий стул. Посол что-то говорит ей на итальянском, насколько замечает Йоахим, вполне бегло и непринужденно. Тут же у полицейских появляются блокноты и шариковые ручки, и начинается допрос. Посол с легкостью переводит их вопросы с таким видом, будто речь идет о том, где подают лучшую пасту примавера в Трастевере
[39], а не о вопросах жизни и смерти.
Полицейские смущены. Они тратят много усилий на то, чтобы преодолеть все языковые трудности при выяснении личности Йоахима и узнать, что он с Эллен вообще делал в доме Коллисандера. Йоахим пытается объяснить все доступно, но вопросы и хаотичность ситуации усложняют это. Посол часто перебивает его на полуслове, а у полицейских постоянно трезвонят телефоны, и они по очереди выходят в коридор, о чем-то громко разговаривая. При этом дверь то остается открытой, то закрывается. Когда возвращаются, они начинают ругаться между собой. И все время ведется запись.
Но постепенно все начинает выстраиваться по кирпичику, и даже послу эта история становится интересной. Теперь, когда наконец его рассказ закончен, Йоахим может задать и свой вопрос:
— Вы нашли картину, написанную на коже женщины? Доказательство того, что убийство совершил Коллисандер?
Посол переводит, полицейские с удивлением качают головами.
— А вы уверены, что картину вынесли из пылающего здания? — уточняет посол.
— Я держал ее в руках все время, пока меня несли вниз по лестнице, — уверяет Йоахим. — А потом ничего не помню…
Один из полицейских записывает, другой берет свой мобильный и куда-то звонит. Он общается с кем-то громко и долго. Йоахим ждет, когда посол переведет ему содержание разговора полицейского.
— Врачи скорой помощи взяли картину с собой, и она по-прежнему у них в больнице.
Полицейские хотят вместе с послом связаться с копенгагенской полицией. При расследовании таких дел нет ничего необычного в создании международной следственной группы, объясняет посол и рассказывает еще много всякой всячины. Но Йоахим уже не слышит — он слышит только самого себя, свой внутренний голос, который говорит: наконец-то все в порядке, Елена не будет сидеть в тюрьме. Она не будет сидеть в тюрьме.
— Господин посол, — произносит Йоахим.
Тот поворачивается, уже стоя в дверях, и смотрит на Йоахима.
— Просто Франс.
— Франс… Вы не могли бы сказать им, что я очень хотел бы поговорить с Еленой?
* * *
Медсестра сопровождает его по коридору. Йоахим сгорает от нетерпения снова услышать голос Елены. Кроме этого он еще и встревожен. А что, если она больше не захочет его слышать? «Да брось ты», — уговаривает он сам себя. Медсестра останавливается перед какой-то дверью и смотрит на него.
— Si?
Да? Что «да»? Йоахим только кивает. Да, черт побери, да жизни, да Елене, да тому, чтобы дышать, да торжеству справедливости. Медсестра распахивает перед ним дверь. Но это не кабинет врача с телефоном, о котором просил Йоахим. Он остается стоять на пороге. Ставни закрыты, но слабые лучи света все же пробиваются внутрь узкими полосками. Там, совершенно не двигаясь, лежит Эллен.
— Prego
[40], — говорит медсестра, указывая рукой.
Йоахим нехотя делает несколько шагов внутрь палаты. Дверь за ним закрывается. Они одни. От нее остались лишь слабые очертания, она полулежит под самым окном на койке.
— Ты меня ненавидишь? — спрашивает она.
Сейчас ее голос более грубый, чем когда-либо. Йоахим проходит еще на пару шагов вперед, ему видно ее лицо. На нем нет никаких ран, но у нее изнуренный вид.
— Меня лечат точно так же, как и Ники Лауда, — говорит Эллен.
— Ники Лауда? — переспрашивает Йоахим, разглядывая ее обмотанные бинтами руки.
— Автогонщик. Ему делали проветривание легких после того, как он горел в своем авто.
Йоахим стоит возле нее. Может, ему сесть? Он исследует свои чувства. Неужели он ее ненавидит?
— С чего ты это взяла? — спрашивает он.
— Ты что, не присядешь? Мне тут было так одиноко.
