— Тебя подсадить? — спрашивает он, взяв у Катинки поводья.
От внимания Елены не ускользает, каким взглядом та на него смотрит. Восторженным, взволнованным. Это, пожалуй, вполне естественно. Девушка как раз в том возрасте, когда мечтают о таких мужчинах, как он. Именно поэтому она настроена настолько недружелюбно по отношению к Елене. Эдмунд протягивает руки, чтобы поднять ее. Но не успела она вообще о чем-то подумать, как вставила ногу в стремя и взлетела на спину лошади — и вот уже сидит верхом и готова ехать. Если она что-то и умеет делать, так это ездить верхом.
— Я бы хотела в первый раз проехаться одна. — Женщина уверенно наклонилась и взяла поводья.
Эдмунд отпускает поводья:
— Хорошо.
Елена слегка прижимает шенкеля. Она легко держится в седле и чувствует, что оно сделано специально для нее. Она в последний раз окидывает взглядом стоящих рядом Эдмунда и Катинку. Интересно, лежали ли они так же рядом друг с другом? Может быть. Эдмунд — мужчина в расцвете лет, а девушка явно ревнует его к Елене.
Самир выбегает со двора и держит курс к лесу.
Буки, вереск, сосны и ели, а между ними разветвленная сеть широких тропинок для прогулок верхом. Озеро остается слева. Его большая синяя гладь все время неподалеку, как постоянное напоминание о том, чего она не может осознать, о том, чего не видит, что находится под этой поверхностью.
Елена ошеломлена тем, как ей комфортно скакать верхом. Она подсознательно понимает, что команды лошади следует отдавать осторожно и мягко. Она вполне уверенно распределяет вес при движениях коня. Словно они с ним нашли общий язык, и можно полностью довериться животному. Приходит облегчение. Она дышит полной грудью и постепенно избавляется от напряжения, не покидавшего ее все последние дни.
Через некоторое время Елена начинает догадываться, что Самир пытается скакать в определенном направлении: на восток, подальше от озера. Он становится все азартнее, набирает темп и переходит от рыси к галопу. Елена, хотя и сомневается, но не останавливает его. Она немного приподнимается в стременах, крепче прижимается коленями и наклоняется вперед. Конь ускоряет ход, и она наклоняется еще больше, сжимая колени сильнее. Появляется новое ощущение: свобода. У нее нет страха даже на поворотах, где бег лошади заставляет ее отклоняться в сторону.
Еще один поворот и еще один — и тут конь резко останавливается. Еще мгновение — и Елена вылетела бы из седла, но она быстро восстанавливает равновесие. Лошадь стоит, как столб, учащенно дыша. Да она и сама запыхалась.
Они на поляне, и перед ними журчит ручеек. Елена спешивается, отпускает поводья, Самир принимается щипать траву. Она присаживается на корточки возле ручейка, складывает ладони чашечкой, набирает воду и подносит ко рту. С удовольствием выпивает эту ледяную воду. И внезапно замечает еще кое-что. Такое ощущение, что она узнает это место. Она была здесь раньше, в этом нет никаких сомнений. Ей это снилось. Ручеек. Лес. И она одна, как и сейчас. Во сне это было ночью. Так может быть, это был не сон, а воспоминание? Ее взгляд переносится на другую сторону ручья, где лес становится гуще.
— Дорога, — шепчет она.
Дорога должна проходить там, в лесу. Елена осторожно ступает в ручей, Самир тревожно смотрит на нее.
— Спокойно, — говорит она то ли коню, то ли себе.
Еще пару шагов вперед — и вот она уже на другом берегу. Слышится взволнованное ржание Самира: он встревожен и окликает ее. Может быть, так это и случилось? Значит, здесь она исчезла, и животное об этом вспоминает?
Хвойные деревья стоят все гуще, так близко друг к другу, что некоторые из них засохли, и их ветки трещат при малейшем прикосновении, сухие, как крылья стрекозы. Елена продирается сквозь эти заросли, и в воздухе начинает пахнуть хвоей. И вот она добралась до самой дороги. Мимо проезжает грузовик. Водитель сигналит, чтобы она отошла от обочины.
Здесь… Она стояла здесь в тот день, когда исчезла. Или убежала? Ей хочется привести сюда Эдмунда и рассказать ему о том, что она вспоминает. Вспоминает этот ручеек, лес, дорогу. Но, пожалуй, как раз этим ей трудно поделиться с Эдмундом. Возникает странное ощущение, что она именно убежала.
Елена идет назад в лес и переходит через ручеек обратно, а все это время ее мучают вопросы. Почему она оставила коня? Правда ли то, что они говорят, будто она упала с него? Ударилась головой. Зачем ей было идти к дороге и… что было потом? Ее подвезли? До самого Копенгагена? Здесь что-то не так. И прежде всего в истории о том, как она ударилась головой.
Самир поднимает голову и всматривается в лес. Слышен цокот копыт, и на поляне появляется Эдмунд. Он спешивается, но не отпускает поводья, ведет своего гнедого коня за собой по мягкому лесному ковру прямо к ней.
— Я начал за тебя переживать. Мне показалось, что прошло много времени.
Его лицо словно потемнело. У Елены появляется ощущение, будто он что-то скрывает, — таким она его еще не видела. В этом месте он явно чувствует себя как-то неловко.
— Все в порядке… Но я на самом деле тоже не уверена, смогу ли сама вернуться назад.
Елена старается выглядеть такой же спокойной, как всегда. Эдмунд стоит прямо возле нее, но она проскальзывает мимо него к Самиру и поспешно вскакивает в седло.
— Домой? — спрашивает она, пришпоривая лошадь.
16
Каким должно быть отчаяние, чтобы возвращаться в свой старый мир за старой долей признания!
Йоахим поднимается по лестнице крупного издательства, проходит мимо загруженных работой редакторов и молодых низкооплачиваемых студентов-стажеров, готовых сделать и сказать что угодно, лишь бы добиться в будущем работы в издательстве. Все то, от чего он бежал. Мир Эллен. Мир со своим собственным языком и сигналами — вселенная, где людей разделяют на тех, кто сидит в тепле и кого выбросили на улицу.
Йоахим улыбается одному из пожилых редакторов, но редактор не улыбается ему в ответ, а только сухо кивает. Это, несомненно, сигнал. Йоахим здесь не самое важное лицо, он никогда не чувствовал себя частью… чего бы то ни было.
Эллен в этом разбиралась гораздо лучше. Она была мастером. Она знала эти сигналы. Воспоминания возвращаются к Йоахиму по мере того, как он идет по издательству. Как он разрабатывал технологию распознавания искренности Эллен. Было совершенно невозможно определить, когда она говорит правду, а когда лжет. Но через несколько лет совместной жизни Йоахим узнал один маленький секрет: когда Эллен лгала, она говорила медленнее. Обычно она говорила быстро, чрезвычайно уместно, отвечала коротко, зачастую агрессивно. Лишь когда она начинала говорить неправду, темп ее речи сразу замедлялся — не сильно, на каких-нибудь несколько процентов, но этого было достаточно, чтобы Йоахим искал совершенно другой путь к истине.
Йоахим видит много знакомых лиц, но никто не здоровается, и он чувствует, как у него в животе все сжимается. Он не распознает сигналов. В этом бизнесе главное не то, сколько продают, а скорее наоборот. Книги, которые продаются тиражом в несколько сотен, может быть, даже пару тысяч экземпляров, считаются по определению чем-то интересным. Это одно из того немногого, что постиг Йоахим. Все заключается в одной совершенно простой формуле: если ты считаешь себя одним из самых умных людей в стране с единственно правильным вкусом, тебе не может нравиться то, что нравится толпе. Это означало бы, что у тебя такой же вкус, как и у большинства, и выходит, ты уже больше не один из избранных. Довольно просто, но все-таки чертовски сложно, из-за скрытого подтекста. Ну и остальное. Кто с кем здоровается, кого не удостаивают взглядом, о ком плохо отзываются, кто с кем может стоять рядом во время приема, как человек проводит отпуск — короче говоря, все.
