В первый год ей непросто было привыкнуть к осени и зиме. Темнота, стужа, иное течение времени… даже море пахло иначе. Да и постоянные жители острова Кристиансё и его меньшего собрата Фредериксё совершенно не были похожи на тех, кого она обслуживала летом. Теперь у них было больше свободного времени, и они проводили его по-другому. Некоторые посетители только тем и занимались, что сидели да медитировали над чашечкой кофе или газетой. Островитяне не платят почти никаких налогов — Луиза поняла это, когда впервые взяла в руки расчетный листок своей зарплаты: ей выдали почти все. Привычный для всех 30 %-ный коммунальный налог, оказывается, не применяется к жителям островов, поскольку они не относятся ни к какой коммуне.
К тому времени Луиза узнала, что эти острова как историческая часть системы обороны Дании подчиняются непосредственно Министерству обороны. И они должны быть заселены, иначе возникает опасность, что их захватят русские, — таковы международные правила. Так что требовалось привлечь сюда как можно больше своих, чтобы держать русских подальше. Поэтому по датскому закону те, кто хотел иметь здесь участок земли, должны были здесь жить. И поэтому же население на маленьких чудесных островках Луизы освободили от налогов.
— Он стучится в дверь. — Голос Лины нарушил ход мыслей Луизы.
— Кто?
— Тот человек, который спрашивал о Елене. Впустить его? Мы можем открывать кафе?
3
Белые столы блестят на солнце до тех пор, пока Луиза не накрывает их скатертями. Ей нравятся эти греческие цвета — темно-синий и белый — в сочетании с большими красными глиняными горшками для пряностей местного производства, которые стоят как забор, ограждающий кафе от улицы. Как раз сейчас цветет майоран, и от него исходит аромат Италии — она ставит маленькие отростки в рюмки на всех столиках. Никаких цветов, только пряности. Летом терраса становится главной частью кафе. Улица переполнена обгоревшими туристами, постоянно недооценивающими силу солнечных лучей на маленьких островах. Это как-то связано с морем и отражением от него солнечного света, но Луиза толком не может этого понять. Самой ей достаточно немного масла для загара с невысоким УФ-индексом, иногда даже и осенью. Она смотрит вверх, а в это время мужчина кричит:
— Елена!
Крик раздается совсем рядом с террасой.
Луиза окидывает его поспешным взглядом. Только сейчас она его по-настоящему рассмотрела. Это интересный темноволосый мужчина в дорогом светлом, отлично сидящем на нем костюме.
Она возвращается, идет внутрь и улыбается Йоахиму. Тот уже спустился и теперь сидит за столом и завтракает, а перед ним лежит ворох бумаг.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, — говорит он. — У тебя есть время? Ты уже открываешь?
— Через пять минут.
— Так вот. Новый роман будет называться «Выход». И начинается он так…
Йоахим принимается рыться в своем ворохе, который кажется необъятным, — но это хорошая примета. Когда Йоахим пишет, он пишет быстро и много. Он откашливается и начинает читать:
— «Она вспоминает большую собаку, которая стояла в самом начале крутого подъема, ведущего к школе. Каждое утро она боялась, что собака ждала именно ее. Другие дети не так боялись пса, как она: он ведь только лаял на них. И в возрасте всего лишь шести лет она уже придумала первую в своей жизни стратегию выживания. Стратегию, которая впоследствии ей пригодится…» — Йоахим посмотрел поверх очков.
— Что дальше? Что она стала делать?
— «Она нагнулась очень медленно, ни на миг не отводя взгляда от собаки. Потом подняла камень, самый большой, какой только смогла найти, и двинулась вперед, навстречу зверю. Уверенно подняла руку с камнем над головой, по-прежнему не отводя взгляда от собаки…» — Йоахим остановился. — Это самое начало книги.
— О чем она?
— О женщине и ее любви к мужчине, который так и не стал ее.
— Но у этого романа хоть хороший конец?
— Нет, конечно, — улыбается он. — Большая любовь добром не заканчивается. — Он перехватывает ее взгляд и поспешно добавляет: — В литературе.
Он еще что-то говорит, но она снова слышит, как тот странный мужчина зовет и громко стучит в оконное стекло.
— Елена!
Снова и снова. Она с любопытством выглядывает на улицу: он стоит там, у двери, и стучит в окошко.
— Это какой-то швед?
— Да не похоже.
Луиза пытается представить себе этого мужчину. Он не похож на тех, что имеют обыкновение устраивать беспорядки на улице: на пьяного не смахивает, умыт, побрит, прилично выглядит. А в окно стучит все сильнее и сильнее.
— Пойду поговорю с ним. — Йоахим поднимается, проходит через безлюдное кафе и отпирает дверь.
— Елена, — повторяет мужчина и проходит мимо него.
— Эй! — Йоахим пытается задержать его, но тот идет слишком быстро.
До Луизы доходит, что он идет именно в ее сторону, смотрит прямо на нее и зовет:
— Елена! Это же я!
Он высокий и широкоплечий, настоящий красавец, оценивает Луиза. У него густые блестящие волосы, а челка падает прямо на глаза, не закрывая, а, наоборот, оттеняя их. Зеленые глаза. Светло-зеленые глаза, которые смотрят прямо на нее.
— Елена! — Голос мужчины становится тише.
Тяжело дыша и явно волнуясь, он останавливается прямо перед Луизой.
Йоахим все-таки догоняет его:
— Боюсь, друг мой, вы обознались.
Йоахим говорит своим обычным уверенным, даже авторитарным голосом. Его трудно не заметить: как правило, все слушают, когда он вступает в разговор. Но мужчина совершенно игнорирует его и делает еще шаг к ней.
— Елена, это же я!
Йоахим становится между ними, и теперь мужчина должен оттолкнуть его, чтобы идти дальше. Толчок не сильный — просто легкое движение руки, — но Йоахим чуть не теряет равновесие. Стул переворачивается, кофейная чашка падает на пол — звон, разлетающиеся осколки.
Лина подбегает к Йоахиму и пытается поддержать его. Луиза в смятении — она не понимает, что происходит.
— Елена.
Луиза отступает. И тут мужчина бросается к ней и хватает ее за левую руку.
— Не трогайте меня.
— Ты что, не узнаешь меня? Это же я, Эдмунд. Что с тобой?
— Да отпустите же! — Луиза повышает голос.
Йоахим подходит вплотную и крепко хватает человека, назвавшего себя Эдмундом:
— Ну, довольно! Отпустите ее.
Но тот только принимается кричать еще громче, и в его голосе появляется что-то новое, чего Луиза вначале не слышала. Отчаяние? Возмущение?
Не видно, чтобы мужчина сердился, был опасным, — он скорее жалок. Не отводит взгляда от Луизы и смотрит только на нее. И глаза полны слез.
