Его осматривает медсестра, ее руки быстро и профессионально двигаются по его голове. Когда она прикасается к шишке, у него вырывается стон. Она светит ему в глаза фонариком, проверяя рефлексы, и задает множество вопросов. После этого дает пару таблеток и говорит, что ему следует принять их и отдохнуть до конца дня и что он не должен ложиться спать в течение ближайших шести часов. Она также сообщает, что у него небольшое сотрясение мозга, но ничего серьезного нет. Однако если начнется рвота или станет хуже, он должен немедленно позвонить.
— Было бы лучше всего, если бы с вами был кто-нибудь ночью, — советует медсестра. — У вас дома есть кто-нибудь?
— Да, — отвечает Йоахим и чувствует, как на глазах появляются слезы.
На обратном пути через зал ожидания он замечает газеты, разложенные повсюду на столиках. «Экстра Бладет»
[6] лежит первой страницей вверх, и внезапно к нему приходит прозрение.
Стыдливый взгляд Горма на свой дом. Дочка, жена. Стыд. За… Так, может быть, Мисс Дейзи это проститутка? Женщины, которые звонят ему по телефону, то, как Горм испугался, что его разоблачат. Он берет газету, опускается на стул и начинает листать ее с конца. Просматривает все имена с фантазией и закодированную информацию, которую легко расшифровать: «Сорё. Эксклюзив, потрясающе бесстыдный, с ролевыми играми». Или «Эсбьерг. Новинка: предлагаем французский люкс
[7] и массаж простаты». Мир движется вперед, в то время как Йоахим стареет. Он листает дальше.
А вот и оно. Вот и искомое имя: «Мисс Дейзи. Ждет тебя. Открыто 24 часа». Йоахим поспешно достает телефон, косится по сторонам. Он понимает, что могут подумать: немолодой мужчина, которому понадобился номер телефона шлюхи, слишком скаредный, чтобы купить газету, — ничего более мерзкого быть не может. Он записывает Мисс Дейзи в память, закрывает газету и поспешно выходит прочь. Неясно, из-за чего у него головокружение: из-за травмы или из-за возбуждения оттого, что он наконец-то вышел на истинный след. Вот так история! Йоахим понимает, что это — настоящая история. И ему следует двигаться дальше.
19
Когда Елена впервые села за руль собственного авто, Эдмунд, оказавшийся на пассажирском месте, сильно нервничал. Она попыталась успокоить его, рассказывая, что все время водила машину на Борнхольме. И чуть было не упомянула старый «вольво» Йоахима, но вовремя сдержалась.
Как это странно! Она не должна говорить о том, что помнит. Зато все время следует обсуждать то, чего не помнит: как росли дети, как она встретилась с Эдмундом на конференции фирмы «Сёдерберг» в Сингапуре. Постоянно… о том, чего для нее не существует. И Эдмунд ясно дал ей понять, что он категорически не желает, чтобы она сама водила автомобиль в ближайшие шесть месяцев. Это совершенно не понравилось Елене: она не может ходить и чувствовать себя хрупкой фарфоровой вазой. Но переубедить Эдмунда не удалось. К счастью, он уехал по делам. Она поцеловала его и стояла до тех пор, пока его машина не скрылась из виду. А потом взяла ключи от маленького «мерседеса» из шкафчика возле входной двери.
И вот наконец она едет в автомобиле сама. Он совсем новый, чистый, ничей, не такой, как у Йоахима. «Вольво» был почти продолжением Йоахима и ее самой. Они забили эту старую машину всем, чем только можно: его книгами, кофейными чашками, посудой для кафе, которую оттуда никогда не доставали.
Елена медленно едет через безмолвный город, пытается восстановить или хотя бы заново запечатлеть его в своей памяти: центр города, «Йейлен»
[8], пришвартованный бок о бок с другими туристическими судами, старые дома, мосты над лодками.
Парковка бумажной фабрики расположена напротив большого фитнес-центра. Много лет назад здесь делали бумагу, думает Елена. Теперь делают мускулы — она может это констатировать по двум мужчинам, выходящим оттуда. Она бросает пятикроновую монетку в паркомат и получает билет. Нажимает кнопку для получения квитанции: это точная копия той, которую Елена нашла у себя в пиджаке, только дата другая. Она была здесь за три дня до своего исчезновения. За три дня до того, как села верхом на Самира, поскакала через лес, спешилась у ручейка, побежала через густой ельник, продираясь сквозь тысячу маленьких сухих веточек. И вышла на другую сторону. Другой женщиной, изменившейся, без жесткого диска.
И вот… Росенберг сказал, что память Елены указала ей дверь, через которую готова впустить. Она осматривается. Совсем рядом ресторан стейков с ковбойскими шляпами в окне, где все по 139 крон. Что ей там могло быть нужно? Пообедать? Нет, ей это не по вкусу, ни в то время, ни теперь. Кроме того, она же бросила только пять крон в паркомат, то есть планировала стоянку не более чем на пятнадцать минут. А этого недостаточно ни для фитнес-тренировки, ни для стейка, ни для латте в кафе. Что же тогда? Это могла быть встреча на парковке? Нет, она бы не потратила на это деньги. Если Елена такая… вернее, если она была такой скрягой, как утверждает Эдмунд, она смотрела бы в оба, чтобы не появился инспектор по парковке, пока проходила бы встреча.
Елена идет дальше. Хорошо, что Эдмунд ее не видит. Он бы… огорчился? Возможно, переживал бы. А сама она нервничает? Думает ли Елена о том, что могла бы снова все забыть и исчезнуть? Она себе этого не представляет, как не представляет, кто она на самом деле. Сейчас она смотрит на людей, находящихся вокруг нее: две женщины ее возраста заходят в фитнес-центр. Они-то знают, кто они. Все вокруг нее: таксист, садовник, расхаживающий по территории и собирающий брошенный мусор, инспектор по парковке, выписывающий штраф, — все знают, кто они. Все за исключением Елены. Ради этого-то она сюда и приехала, улизнув из дома.
Отсюда можно идти только в одном направлении: вверх вдоль реки. Второе ведет в сторону дороги с интенсивным движением. Елена заходит в кафе. Там за стойкой стоит женщина и делает сердечки на молочной пене в двух чашках с латте. Елена дожидается, пока обе посетительницы уходят со своими чашками.
— Что я могу вам предложить? — Барменша даже не поднимает глаз.
— Я хочу задать вам несколько странный вопрос… Э-э… Вы меня видели раньше?
Барменша наконец с удивлением поднимает взгляд и улыбается:
— Только на страницах газет.
— Это ваше кафе?
— Да.
— Как давно оно стало вашим?
— А в чем, собственно, дело?
— Я… это трудно объяснить, — теряется Елена, благодарит женщину за то время, что она ей уделила, и выходит.
Так ничего не получится. Наверняка так действуют полицейские. Ходят по квартирам, расспрашивают людей. Но их много, а Елена одна.
