* * *
Здесь невозможно не почувствовать затхлый запах. От пожилых людей пахнет совсем не так, как от молодых, тут ничего не поделаешь. Это немного напоминает Елене запахи, доносившиеся из шкафа для фруктов в ее кафе от перезревших персиков. У Елены и Лины персики были всегда. Они использовали их для приготовления сорбета: это был любимый десерт Йоахима, практически единственный, который он ел.
— Простите, я ищу Карла, — обращается Елена к одной из санитарок: она хочет выдать себя за его знакомую и поэтому называет только по имени.
— У нас не один человек с таким именем.
— Гудмунсон.
— Последняя комната по коридору. Она здесь единственная с балконом, — отвечает санитарка, указывая рукой в конец коридора.
Елена идет по стрелкам, нарисованным на линолеумном полу, до самого конца. Стучится в дверь, но никто не отвечает. Она быстро смотрит через плечо и заходит в комнату. Он лежит на кровати. Может быть, он при смерти, думает Елена, приближаясь к нему, и заглядывает в его раскрытый рот. Из этой темноты доносится низкий звук. В этом звуке чувствуется невероятная усталость. Его дыхание со слабым присвистом из бронхов напоминает старую проржавевшую гармонь.
— Господин Гудмунсон? — Елена осторожно берет его за руку.
В это время открывается дверь за ее спиной.
— Простите?
Елена оборачивается. В дверном проеме стоит какой-то мужчина. Судя по его внешнему виду, он на самом деле не намеревается извиняться. Скорее наоборот. У него агрессивный взгляд.
— Что здесь происходит?
— Что происходит? — переспрашивает Елена.
Она встает и протягивает руку, как, наверное, приветствовали друг друга незнакомые люди тысячу лет тому назад. Но его это не впечатляет. Он чуть качает головой.
— Елена Сёдерберг. Я только что зашла…
Он перебивает:
— Я знаю, кто вы. Но то, что ваш отец заплатил за комнату с балконом для Карла, не дает вам права врываться сюда. Здесь я все решаю.
— Я…
Елена поворачивается в сторону балкона, который не так уж и красив. Стальные перила, от которых веет холодом. Неужели это ее отец подарил их Карлу? За долгие годы преданной службы?
А вот и он, там, на стоянке. Автомобиль. Внутри за рулем сидит какой-то мужчина. Елена почти уверена, что это тот самый человек, который преследовал ее в Химмельбьерге. Люди такого рода совершенно неприметны, в ветровке, с пробором сбоку, себе на уме. Таких можно нанимать для выполнения любой работы: сделать годовой отчет, водить автобус, устанавливать программное обеспечение, следить за другими.
— Вам следует договориться с семьей, если вы хотите посетить Карла.
— Разговор займет не так уж много времени.
— Но сейчас я попрошу вас уйти. Вот и все, — говорит он с копенгагенским акцентом.
Может быть, Сёдерберги пользуются большим уважением у ютландцев? Во всяком случае, ему не очень-то импонирует ее фамилия. А может быть, уже позвонили Эдмунду.
— Но у меня действительно есть договоренность с дочерью Карла, — говорит Елена, улыбаясь.
— Но… но… Мне об этом ничего не сообщали.
— Так вы можете позвонить ей, — советует Елена. — А сейчас, если позволите, мы с Карлом побеседуем наедине.
И она властно идет прямо на него, выгнув брови. Директор выходит в коридор, мямля при этом, что он сейчас же свяжется с дочерью Гудмунсона, но Елена его уже не слушает. Дверь за ним закрывается. Замка нет. Елена подставляет стул под ручку, сомневаясь, что это что-то даст, и возвращается к кровати, на которой лежит человек, работавший с отцом начиная с основания фирмы и теперь являющийся единственным живым свидетелем того времени. Гудмунсон был правой рукой отца. Ей что-то в этом духе сказал Эдмунд.
— Карл, — говорит она громким голосом прямо ему в ухо.
Старик открывает глаза и смотрит на нее.
— Карл, вы меня помните? — осторожно спрашивает она.
Старик не отвечает. Он смотрит на нее мутными выцветшими глазами. Рот тут же начинает двигаться со сжатыми губами, точно так же, как и тогда на террасе при первой встрече. Движения его рта можно понимать по-разному. Голод, который так и не был утолен? Грудь матери, от которой его слишком рано отняли?
Елена смотрит на стены, на которых нет свободного места: пожелтевшие фотографии в темных рамках, старая чеканка по меди с видами дальних стран, пустыня с верблюдами и городишки с арабскими торговцами, выложившими свои пряности, орехи и фрукты на тканях с великолепными узорами. На подоконниках тоже полно вещей. Масляные лампы, старинные подсвечники. Пол покрыт настоящими коврами, лежащими один на другом, что напоминает мозаику узоров. Может быть, в молодости он много ходил по морям для фирмы «Сёдерберг» и кое-что притащил из Благословенной Аравии
[15] на свою холодную родину.
— Карл? — предпринимает она очередную попытку начать разговор.
Он все так же смотрит на нее, двигая ртом. Интересно, что будет, если в него что-нибудь вставить?
Елена осматривается в комнате. Может быть, здесь есть то, что могло бы ей помочь? Реликвии его трудовой деятельности в той фирме, где он проработал всю свою жизнь? Она подходит к книжной полке и начинает листать книги, стоящие на ней. Энциклопедии, справочники, словари. И в самом конце стоят три книги без названий на обложке.
Елена опускается на корточки и достает их с полки. Открывает первую и быстро листает. Она полностью посвящена фирме «Сёдерберг Шиппинг». Газетные вырезки, фотографии — они все аккуратно вклеены, и во всем этом центральное место занимает сам Гудмунсон. Это напоминает альбом, который для себя делают родители, когда их дети уезжают из дома. Под каждой вырезкой синими чернилами написана дата и место. Почерк наклонный и легко читаемый. Под фотографиями написаны фамилии изображенных на них людей. Елена полностью перелистывает книгу. Во второй половине книги ничего нет, одни пустые страницы. На этом заканчивается история Карла Гудмунсона. Елена берет следующую книгу, перелистывает ее. Там фотографии шестидесятых и семидесятых годов, но нет никого из людей, стоявших у истоков фирмы. Тогда она открывает третью книгу и поспешно перелистывает ее, пристально рассматривая страницы и фотографии. Тоже ничего. Она вздыхает. Как это тяжело. Это дело полиции, а не обыкновенного человека.
Нет! И начинает заново. Теперь она основательно всматривается в фотографии. Довоенный период. Именно в то время они все начинали с баржи. Тогда был только отец Елены и еще один молодой человек. Может, Уильям Хирш? И она видит парня, который стоит чуть позади. Это Гудмунсон? Тут есть еще маленькая пожелтевшая газетная вырезка, готовая вот-вот распасться. Елена разворачивает ее. Это объявление об учреждении фирмы. «Сёдерберг-Хирш Шиппинг». Сёдерберг и Хирш — теперь уже не остается никаких сомнений, она не сумасшедшая.
