Но в тот вечер, когда он встретил Луизу, все изменилось. Эта женщина сияла. Он ясно помнил, как стоял посреди кафе и читал вслух то, что написал в тот день, иногда поднимал взгляд и видел ее лицо. Она стояла далеко, возле самой двери в кухню. Ее полностью захватило то, что он читал, и, когда он встретился с ней взглядом, она не отвела от него глаз. Не стала смотреть в сторону. Она была вся совершенно открытая, подумал он тогда. Будто у нее не было никаких шор, будто она смотрела на мир по-новому.
— Итак, вы встретились с Луизой два с половиной года тому назад, и вы не знаете, чем она занималась до этого, и вам ничего не известно о ее отношениях с семьей?
Голос Ибен словно оторвал его от мыслей. Он посмотрел мимо нее, на опущенные жалюзи, надежно защищавшие комнату от солнечного света.
— Да, это можно рассматривать и так, — ответил он. — У меня было такое ощущение, что нам, двоим, дан новый шанс.
— И вы ни о чем ее не расспрашивали? — Вопросы Ибен были так разумны и естественны, что начинали раздражать его.
— Конечно же, я интересовался ее прошлым.
— Но вас не удивляло то, что вы не получали никакого ответа?
Удивляло ли это его? Он действительно расспрашивал ее, будучи любопытным и желая знать все о женщине, которая теперь принадлежала ему. Они лежали совершенно голыми, прижимаясь друг к другу, в его постели. Он отчетливо помнит: Луиза была такой оживленной. Из-за нее у него перехватывало дыхание. После разрыва с Эллен он считал, что уже никогда больше не сможет быть близким с другим человеком. Интимные отношения были связаны для него с долгом и тяжким бременем. Но именно это с Луизой складывалось совершенно по-другому. Она никогда не расспрашивала его о прошлом. Единственное, к чему она стремилась, была близость, близость с ним.
Нет, он не задавал ей много вопросов. Он знал лишь одно: это его женщина. Он задавал вопросы, потому что полагал, что следует это делать. Так бывает. Но когда она сказала, что не поддерживает отношений с семьей, он ощутил облегчение. Облегчение — потому, что она не была ничем связана, потому что она оказалась полной противоположностью Эллен.
Он смотрит на Ибен, и теперь на ее лице есть какой-то намек. Сочувствие? Она откашливается.
— Вы хотите узнать о Луизе еще что-нибудь?
Йоахим покорно кивает, при этом ему больше всего хочется крикнуть «нет». Он не хочет копаться в старом белье: мужчине не нужно ничего знать кроме того, что его женщина любит его.
— Луиза Андерсен выросла в детском доме под Раннерсом. Ее мать была наркоманкой, и Луизу отняли у нее, когда она еще была совсем ребенком. Мать умерла, когда девочке было примерно шесть лет, но они никогда не встречались. По-видимому, она об этом так ничего и не узнала. Кто ее отец, неизвестно. Она жила в однокомнатной квартире в Раннерсе до девятнадцати лет. С этого момента у нас очень мало информации о ней в архивах.
— Например?
— Один арест, после которого ее довольно быстро отпустили.
— Арестовали за что?
— На улице Скельбек в Копенгагене, — отвечает ему Ибен, и ей больше ничего не нужно добавлять.
Все копенгагенцы знают, что на улице Скельбек ошиваются проститутки самого низкого пошиба, стоящие на самой низкой ступеньке в своей иерархии, иностранки или наркоманки, сидящие на игле.
— О ней совершенно ничего не известно за эти последние пять лет.
Йоахим опустил взгляд на пол. Такое ощущение, что все в нем налилось свинцом. Луиза? Его Луиза?
— Ничего? — спрашивает он, почти не узнавая свой собственный хриплый голос.
— Да, больше мы ничего не знаем о том, что она все это время делала.
— Но разве можно так просто исчезнуть?
Ибен пожимает плечами:
— Она могла поехать в Гамбург на заработки. Так многие поступают, там больше клиентов. Или в Швецию, но нам об этом ничего не известно.
— Но ведь в наши дни всегда остаются какие-нибудь следы? — возражает Йоахим.
— Вы считаете? — спросила Ибен уже совершенно по-человечески. — Только в две тысячи тринадцатом году в Дании семьсот десять человек исчезли из всех систем. Сорок из них так и не были найдены.
Йоахим встретился с ней взглядом, но тут же был вынужден опустить голову снова. Когда смотришь полицейскому в глаза, от этого правда, которую ты узнал, становится в той или иной степени еще хуже. Луиза. Все то, чего он о ней не знает. Почему она ему об этом ничего не рассказывала? Что она скрывает? Нет, он должен собраться с мыслями.
— Послушайте, я видел удостоверение личности Луизы… ее медицинскую страховку. Такие документы, — лепечет он.
— Вы еще что-нибудь видели? Какой-нибудь документ с фотографией?
— У нее есть водительское удостоверение, черт побери, — выходит из себя Йоахим. Это уже становится просто смешно.
— Мы видим, что она получила новое водительское удостоверение здесь, в Рённе. — Ибен перелистывает свои бумаги, довольно театрально, как это показалось Йоахиму. — Предоставив свое свидетельство о рождении.
— И?
— Должно быть, она выкрала удостоверение личности… Луизы Андерсен. Ее сумочку.
— Я вас не понимаю. Что, какая-то другая Луиза Андерсен заявила в полицию о том, что у нее что-то украли?
Ибен резко поворачивается на стуле:
— Вот что в действительности делает этот случай таким сложным, так это утверждение Эдмунда Сёдерберга, что эта женщина — никакая не Луиза, а его жена Елена, пропавшая три года тому назад.
Йоахим ошеломленно уставился на Ибен.
— Я понимаю, что это трудно сразу воспринять, — соглашается она.
Потрескивание лампы дневного света на потолке еще сильнее раздражает Йоахима. Он пытается осмыслить всю эту новую информацию и ничего не может понять.
— Мы ничего точно не знаем, — настойчиво продолжает Ибен.
Йоахим пытается набрать в легкие как можно больше воздуха. Пытается понять то, что он слышит.
— Я выйду ненадолго, хочу узнать, как далеко они продвинулись.
Йоахим остается один слушать потрескивание лампы. Он не имеет совершенно никакого представления, как долго ему пришлось ждать, пока дверь снова открылась.
Ибен снова усаживается в свое кресло.
— Мы бы очень хотели, чтобы вы побеседовали с ней, — говорит она.
— Да, а где она? — поинтересовался Йоахим, поднимаясь.
— Я хочу, чтобы вы понимали, для чего я вас сейчас отведу к ней. Нам нужно, чтобы вы попытались убедить ее рассказать то, что она знает. Сделаете это?
Йоахим продолжает стоять как вкопанный.
— Что вы имеете в виду?
— Мы несколько сомневаемся насчет ее нынешнего состояния.
