— Это всего лишь слухи, — прервал ее Дронго, — и не всегда
проверенные. Вы писали об Арманде Краулине?
— Да, — кивнула журналистка, — мне было интересно написать
портрет человека ушедшей эпохи.
— «Ушедшей эпохи», — повторил Дронго, — в этом слове есть
нечто обидное. Вам не кажется?
— Ничуть. Вы же не будете отрицать, что та эпоха
закончилась. В ней были свои герои, но и антиподы им. Вот мне и было интересно
об этом написать.
— Ему сейчас было бы только пятьдесят пять лет, — вспомнил
Дронго. — Вы считаете, что это возраст человека ушедшей эпохи?
— Наверное, — рассмеялась она, — мне трудно об этом судить.
— Сколько вам лет?
— Двадцать пять. — Она тряхнула головой. — Вы считаете меня
слишком молодой?
— Нет. Я вам немного завидую. В девяносто первом вам было
только двенадцать. Значит, многие недостатки той эпохи вы уже не застали.
— Зато успела стать пионеркой, — рассмеялась девушка,
обнажая мелкие острые зубы.
У молодых людей бывают красивые зубы, и как-то сразу
заметно, что они свои, в отличие от безупречных улыбок любых кумиров
шоу-бизнеса. «Нужно посоветовать стоматологам делать не столь безупречные зубы,
чтобы они были больше похожи на настоящие», — подумал Дронго.
— Рад был с вами познакомиться, — поднялся он еще раз и
протянул ей руку.
— Где вы остановились? — спросила Делчева с настырностью
хорошего журналиста. — Я бы хотела с вами еще раз увидеться.
— В отеле «Радиссон». Спасибо за ваши слова. До свидания. До
свидания, господин Пиесис. Вы мне очень помогли. Благодарю вас.
Он вышел из здания. Начинался сильный дождь. Дронго поднял
руку над головой и вспомнил про улицу Рупницибас. Кажется, отсюда недалеко.
Можно поймать такси, иначе сам он не найдет эту улицу.
Глава 5
Остановив машину, Дронго уселся на заднее сиденье и попросил
отвезти его по указанному адресу. Водитель согласно кивнул. И едва они
отъехали, спросил:
— Вы там живете или едете в гости?
— Еду в гости, — ответил Дронго. Он обратил внимание на
русский язык водителя. Тот говорил с южным акцентом.
— Вы, наверное, не местный, — предположил водитель, — я уже
тридцать лет работаю в такси и сразу узнаю, когда человек местный, а когда —
нет. А на Рупницибаса это самый известный дом бывших сотрудников партийного
аппарата. Вам нужен именно этот дом?
— Да, этот.
— Известное место. Тогда в Риге еще не строили столько
домов, сколько сейчас. И таких богачей не было. Посмотрите, какие виллы они
построили на нашем побережье.
Дронго не ответил, он смотрел в окно, на спешащих под дождем
прохожих.
— Мы приехали сюда в Ригу тридцать лет назад, — продолжал
между тем словоохотливый водитель, — у меня мать русская, а отец —
азербайджанец. Нас четверо детей и двое разных отцов. Мой отец умер, когда я
был совсем маленьким, и мать вышла замуж за туркмена. Она потом шутила, что
имела сразу двух мужей мусульман. Как гарем наоборот. Мы жили в Небит-Даге,
затем в Ашхабаде, потом решили переехать сюда. Тридцать лет назад. Тогда здесь
было совсем по-другому. Я здесь женился, у меня выросли дети, появились внуки…
Дронго повернул голову и посмотрел на водителя.
— А теперь мне не дают гражданства, — с ожесточением сообщил
тот. — А таких, как я, половина Латвии. Они говорят, что мне нужно сдавать
специальный экзамен. А я не собираюсь этого делать. Не пойду сдавать никакого
экзамена. Я прожил здесь тридцать лет, всегда честно работал, никого не убивал
и не грабил, ни разу не был под судом. Почему мне не дают гражданства? Почему
они считают меня человеком второго сорта?
Дронго молчал.
— Мы приезжали сюда жить и работать, — горько сказал
водитель, — а теперь выяснилось, что все мы оккупанты. И я тоже оккупант.
Говорят, что нужно было в свое время уехать в Россию. А кто меня там ждал? Кому
я там был нужен? И как мне уехать, бросив дом, семью, детей, внуков? Куда ехать
и на какие шиши? Кто мог уехать, уже давно в Англии или в Германии. И молодежь
наша уезжает, не может устроиться здесь на приличную работу.
— У вас нет паспорта? — поинтересовался Дронго.
— У меня есть паспорт, что я не гражданин, — ответил
водитель. — Вот такая петрушка. — Он повернул налево и мягко затормозил. Затем
обернулся к Дронго: — Вас подождать?
— Спасибо, не нужно. — Дронго расплатился и вылез из машины.
— Удачи вам, — пожелал он водителю.
— И вам, — ответил тот, довольный оставленными чаевыми.
Когда машина отъехала, Дронго подошел к дому и нашел нужный
подъезд. Дверь оказалась с кодом. Он оглянулся по сторонам. Как попасть в этот
дом? Рядом никого. Нужно подождать кого-нибудь из соседей безо всякой
уверенности, что здесь появится какой-нибудь прохожий в такое время суток. Черт
возьми, как все это обидно! Часы показывали половину девятого. Он достал
телефон и набрал номер Яковлевых. Никто по-прежнему не отвечал. Но если он
правильно помнит, то они жили на первом этаже с правой стороны. И там сейчас
горел свет в окнах, выходящих на балкон. Может, попытаться пройти по газону и
бросить какой-нибудь камешек на их балкон? А если они не услышат? И вообще, где
гарантия, что они по-прежнему живут в этом доме? Ведь прошло столько лет…
Пиесис говорил, что Яковлева еще жива. Неужели жива? Она ведь тяжело болела в
конце восьмидесятых.
Влезать на балкон, конечно, нельзя. Его просто не поймут и в
лучшем случае сдадут в полицию. Он услышал чьи-то шаги и обернулся. К нему
подходил молодой человек лет восемнадцати с пакетом в руках. Очевидно, парень
ходил в магазин. Было видно, что он несет хлеб, кефир, какие-то продукты.
Незнакомец подошел к дверям подъезда, собираясь набрать код.
— Извините, — шагнул к нему Дронго, — вы не знаете, здесь
живут Яковлевы?
— Какие Яковлевы? — насторожился молодой человек.
— Они жили на первом этаже с правой стороны, — показал
Дронго.
— Это наша квартира, — ответил молодой человек, вглядываясь
в гостя, — а кто вы такой?
— Здесь живет Сюзанна Силивесторовна? — уточнил Дронго.
— Вы из Баку? — вдруг спросил молодой человек. — Я, кажется,
вас узнаю. Но мне было тогда четыре года. Я Юрис, ее внук. Вы меня помните?
— Помню, — кивнул Дронго. — А ваша бабушка еще жива? — Он не
надеялся услышать положительный ответ.
— Она очень болеет, — ответил Юрис. — Она болеет уже много
лет.
— Она в больнице?
