— Не нужно так говорить, — попросил он.
— У меня уже нет никаких надежд, — выдавила она. — Вчера
врачи сказали мне, что мое безумие может начаться уже через месяц. Потом я не
буду ничего понимать. Я даже просила племянника, чтобы мне ввели морфий или
какой-нибудь другой наркотик, но эвтаназия в Латвии все еще запрещена, а
подставлять мальчика я не хочу.
Она думала даже об этом.
— У меня есть хорошая подруга, — сообщила Лилия, — мы с ней
дружим много лет. Татьяна Фешукова. Может, вы с ней встретитесь? Я попросила ее
быть вашим гидом по Риге и помогать вам. Она хорошо знает латышский язык.
— Вы говорили ей о моем приезде?
— Да. Но мы знакомы уже много лет. Если вы думаете о ней
что-то плохое, то это не так.
— Кто еще мог знать о моем приезде?
— Я же вам сказала, что только мои родные и близкие. Больше
никто.
— Фешукова входит в самый близкий ваш круг? — уточнил
Дронго.
— Безусловно. Она будет рада вам помочь. Милая,
интеллигентная женщина. Между прочим, она директор крупного издательства,
выпускает прекрасные книги на латышском языке.
— Большое спасибо за ваше внимание. Пусть подойдет к отелю к
трем часам. Я хочу поговорить сегодня с Рябовым и еще немного походить вокруг
дома вашего тестя.
— Хорошо. Я ей передам. Извините, что у меня так получилось.
Вы встречались вчера с Ингридой?
— Да. И не только с ней.
— Я могу спросить о результатах? Извините, что я вас
тороплю, но вы понимаете, что в моем положении мне трудно ждать.
— Пока нет конкретных результатов, — ответил Дронго. Он не
хотел говорить о вчерашнем звонке. Телефон мог прослушиваться.
— Понимаю. Я вас не тороплю, но… Очень жалею, что не
обратилась к вам раньше. Но они все меня так убеждали. А главное, не было этой
запонки, без нее я бы не решилась…
Они попрощались, и он положил трубку. Затем достал мобильный
и вышел в коридор, набирая номер Эдгара Вейдеманиса в Москве.
— Здравствуй, Эдгар, — быстро сказал Дронго. — У меня
появилась маленькая проблема.
— Какая проблема?
— Вчера мне кто-то позвонил и начал угрожать. Предложил
уехать отсюда, не завершив расследования.
— Интересно, — отозвался Эдгар, — похоже, ты кого-то сильно
напугал.
— Видимо, так. И еще я обнаружил, что за мной следят.
Понимаешь?
— Серьезные люди?
— Пока нет. Не профессионал, скорее любитель, я легко
оторвался. Но это уже симптом.
— Похоже, что Лилия была права. Неужели его убили?
— Не знаю. Это было так давно. Здесь, в Латвии, сразу
чувствуешь, как поменялись эпохи. Они теперь в Евросоюзе, и для них события
девяносто третьего уже прошедшая эпоха, а все события до девяносто первого —
вообще время до нашей эры.
— Я тебе говорил, что в Латвии время течет медленно, —
пробормотал Эдгар. — Они живут каждым днем, и для них один год равен пяти годам
москвичей. Или десяти. В больших городах время летит стремительно, в маленьких
странах оно застывает, как вечность.
— Ты становишься поэтом. Кажется, у тебя уже есть латышское
гражданство и тебе не нужно получать визу, чтобы сюда приехать. Надеюсь, у тебя
остались старые связи в полиции или в других силовых структурах. Ты все понял?
— Все. Можешь больше ничего не говорить. До свидания.
— И учти, что я живу в отеле «Радиссон». Пока! — Дронго
отключил телефон, вернулся в свой номер и, надев куртку, решил выйти из отеля.
Часы показывали половину двенадцатого. И в этот момент снова зазвонил телефон в
его номере. Он опасливо покосился на аппарат. Или они хотят сделать ему
последнее предупреждение? Нужно взять трубку, кто бы это ни был.
— Слушаю, — сказал Дронго.
— Извините, — услышал он голос портье, — к вам пришла
госпожа Делчева. Она хочет с вами увидеться.
— Сейчас спускаюсь, — ответил он. Кажется, это была
вчерашняя журналистка.
Он вошел в кабину лифта и спустился на первый этаж. В холле
отеля его уже ждала молодая женщина. Она успела переодеться и была теперь в
длинной макси-юбке, твидовом пиджаке и в белой блузке. Куртка лежала на диване.
Увидев его, Делчева поднялась, протягивая руку.
— Извините, что приехала без звонка, — сказала она, — я
звонила еще несколько минут назад к вам в номер, но вы не отвечали. А мне
сказали, что вы не уходили из отеля.
— Я спускался на завтрак. — Ей не обязательно знать, что он
выходил в коридор, чтобы позвонить.
Молодая женщина с любопытством смотрела на него. Очевидно,
наслушалась разных сказок, с некоторым неудовольствием подумал Дронго.
— Вчера я сказала в редакции, что познакомилась с вами, —
сообщила она, — и мне дали задание обязательно сделать с вами интервью. Как вы
считаете, когда вам будет удобно?
— Не знаю, — он даже растерялся. Его профессия не
предполагала публичности. И вообще, ему меньше всего хотелось общаться с
журналистами. Даже с такой симпатичной, как Марианна Делчева.
— Вы не латышка? — вместо ответа спросил он.
— Нет, — ответила она, — по отцу я болгарка и русская, а по
маме немка и украинка. Вот такая невероятная смесь.
— И красивая, — добавил он. — Вы знаете, если честно, я не
думал об интервью. Мне кажется, я не тот человек, который должен появляться на
страницах журналов и газет.
— Именно тот, который нужен. Вы знаете, что писали про вас
американцы?
— Знаю. Читал в Интернете. Там публикуются абсолютно
непроверенные факты.
— Вы отказываетесь? — Делчева прикусила нижнюю губу. Было
заметно, что она волнуется.
— Нет, не отказываюсь. Может, нам лучше перенести наше
интервью на завтра? И мы вместе пообедаем. А заодно поговорим.
— Я завтра днем не успею, — виновато сообщила Марианна. — У
меня завтра встреча в другом месте.
— Тогда вечером, — предложил Дронго, — вместе поужинаем,
хотя это звучит немного двусмысленно.
— Вы боитесь двусмысленностей? — Дронго подумал, что теперь
молодые люди немного другие. Более раскованные и открытые. В их возрасте он был
другим.
— Иногда, — улыбнулся он. — Тогда договорились. Завтра
вечером встретимся. — Он на мгновение запнулся и вспомнил название ресторана, о
котором ему говорил Брейкш, — в ресторане «Гуттенберг».
— В «Гуттенберге»? — изумилась она. — Вы меня туда
приглашаете?
