— Кто просил?
— Моя мать…
— Это серьезно, — Дронго, тяжело вздохнув, переложил трубку
в другую руку. — У вас в семье проблемы?
— Нет. Слава богу, все нормально. К нам из Риги приехала
сестра моей матери. Еще две недели назад. И привезла свою родственницу по мужу.
Мы люди не сентиментальные, ты знаешь, но их история потрясла всю нашу семью…
— Это она хочет встретиться со мной?
— Да. И очень хочет. Уже две недели ждет, когда я ей
позвоню, чтобы приехать.
— Она не в Москве?
— Нет. Вернулась в Ригу. Но у нее есть виза. Если ты
разрешишь, я позвоню ей прямо сейчас, и завтра днем она будет здесь.
— Неужели это так срочно?
Вейдеманис чуть запнулся, словно решая, говорить ему или
нет. Наконец сказал:
— У нее почти не осталось времени. Ты меня понимаешь?
— Не совсем. В каком смысле?
— Она больна. Тяжело больна. И ей нужна срочная встреча с
тобой. Она искренне верит, что только ты сможешь ей помочь.
— Эдгар, что случилось? — ошеломленно спросил Дронго.
— Врачи считают, что ей осталось жить не больше двух или
трех месяцев. От силы. Поэтому для нее очень важен каждый день. Но я не мог
звонить тебе в Италию с такой просьбой.
Дронго оценил деликатность друга и его терпение.
— Хорошо, — согласился он, — завтра жду твою знакомую вместе
с тобой. Не нужно было столько ждать, мог бы мне позвонить и рассказать обо
всем.
Эдгар промолчал. Он вообще не любил лишних слов. И часто его
молчание было красноречивее любых речей.
— Спасибо, — наконец произнес он, и Дронго положил трубку.
Он прошел в гостиную и включил телевизор. Через минуту
должны были начаться последние новости. Дронго уселся на диван и откинул
голову. «Все начинается с телефонного звонка», — в очередной раз подумал он…
Глава 1
На следующий день в три часа дня Дронго принимал в своей
квартире Эдгара Вейдеманиса и пришедшую с ним женщину. На вид ей было не больше
пятидесяти. Чуть выше среднего роста, изящная, хрупкая, с тонкими чертами лица,
одетая в строгий темный костюм. Она подала ему сухую узкую ладонь. У нее были
длинные аристократические пальцы и глубоко запавшие глаза с той грустинкой,
которая бывает у обреченных больных. Дронго пожал руку гостьи и пригласил их в
гостиную.
Он обратил внимание на то, как она прошла в комнату, как
чуть заколебалась, выбирая, куда ей сесть — в кресло или на диван. Это был
своеобразный тест хозяина квартиры. Индивидуалисты обычно предпочитают кресло,
другие выбирают диван. Она посмотрела на диван и уселась в кресло. Эдгар,
знавший об этом своеобразном тесте, усмехнулся и выбрал диван. Дронго уселся в
кресло напротив.
— Простите, что вынуждаю вас заниматься моими личными
проблемами, — несколько взволнованно и церемонно проговорила гостья.
— Мне рассказали, что вы хотели со мной увидеться, — Дронго
внимательно следил за ее поведением. Она нравилась ему своей сдержанностью и
интеллигентностью.
— Меня зовут Лилия Краулинь, — представилась женщина, — я
приехала из Риги. — По-русски она говорила без характерного латышского акцента.
Женщина взглянула на стоящие перед ней на небольшом столике бутылки и вдруг
попросила: — У вас есть вода? Обычная вода, без газа?
— Конечно. — Дронго открыл бутылку минеральной воды
«Виттель» и, наполнив стакан, протянул его гостье. Посмотрел на Эдгара, но тот
отрицательно покачал головой.
— Извините, — она сделала только два глотка и поставила
стакан на столик.
Дронго терпеливо ждал.
— Мне трудно об этом говорить, — вдруг призналась женщина. —
Дело в том, что в девяносто третьем году погиб мой муж. Арманд Краулинь. Это
случилось одиннадцать лет назад. Мне тогда было тридцать девять. — Она
поправила волосы и продолжила: — Ему было сорок четыре, он был достаточно
известный человек не только в Риге, но и вообще в бывшем Советском Союзе. В
молодости работал секретарем ЦК комсомола Латвии, потом мы поехали работать в
Европу, как тогда говорили. В девяносто первом вернулись. Арманд начал заниматься
бизнесом, и достаточно успешно. Однако затем начались проблемы. И в конце
девяносто третьего его не стало… Мы прожили вместе почти двадцать лет. — Она
взглянула на стакан с водой, но не дотронулась до него.
Дронго терпеливо ждал.
— Он повесился, — сообщила Лилия Краулинь, чуть запнувшись.
Было заметно, как она волнуется. — Арманда нашли в доме его отца — в их прежней
квартире. Полиция и прокуратура пришли к выводу, что это было самоубийство.
Нашли его смятую записку, в квартире никого не было, двери и окна были заперты
изнутри. Дверь открыли снаружи запасными ключами. Это сделали дежурный консьерж
и пришедшая в этот момент к мужу сотрудница фирмы. Они и обнаружили Арманда. Я
думала, что сойду с ума, не хотела никому верить, попала на два месяца в больницу,
— женщина все-таки взяла стакан воды и сделала еще два глотка. — Все считали,
что это было самоубийство. Все, кто там был. Ведь об этом свидетельствовали его
записка, двери, запертые изнутри, сидевший внизу консьерж. Я не верила,
жаловалась, писала в полицию, что этого не могло быть. Меня убеждали все —
врачи, следователи, прокуроры, полицейские, даже мои родные. Но я не хотела
этого признавать. Я знала Арманда, он был сильный, мужественный, смелый
человек. Он не мог решиться на такой поступок. Однажды мы с ним говорили о
самоубийствах, и он тогда утверждал, что это проявление трусости. Поэтому я и
не верила, все эти годы не верила.
— Извините, что я вас спрошу. Вскрытие было?
— Конечно, было. И не только вскрытие. Через четыре года я
настояла на эксгумации тела. Это было так страшно. Мне объяснили, что я обязана
приехать и присутствовать лично. Меня до сих пор мучают кошмары. Я потеряла
сознание прямо на кладбище. Но повторная экспертиза ничего не дала. Только
подтвердила прежнюю версию о самоубийстве.
Эдгар нахмурился. Дронго подумал, что сидящая перед ним
женщина пережила настоящую трагедию.
— С тех пор прошло столько лет, — задумчиво произнесла
Лилия, — но мне иногда кажется, что с тех пор я по-настоящему даже не жила.
Только воспоминаниями о муже. Сейчас я понимаю, что мы были очень счастливы.
Думаю, это были самые лучшие годы не только в моей жизни, но, возможно, и в
его. И вдруг все кончилось так внезапно. А теперь я вспоминаю нашу совместную
жизнь, как давно забытый сон.
Она открыла сумочку, заглянула в нее и закрыла, словно
передумав достать нужную ей вещь.
— Простите меня, — нерешительно произнесла гостья, — у вас
нет сигарет?
