Фешукова ждала его внизу. Они пошли к выходу из гостиницы, и
она предложила дойти до ближайшей автобусной остановки.
— Лучше вызовем такси, — возразил Дронго. — Вы же говорили,
что нам далеко ехать.
— Минут двадцать пять, — согласилась Татьяна.
— Тогда однозначно на машине, — Дронго решительно направился
к портье.
В ожидании заказанного такси они вышли на улицу. К отелю
подъехали два автомобиля с офицерами, одетыми в иностранную военную форму.
— Это гости из НАТО, — пояснила Фешукова.
Офицеры, весело переговариваясь, вошли в отель. Дронго
проводил их долгим, задумчивым взглядом. И в который раз подумал: интересно,
когда Горбачев начинал свою перестройку, он предполагал такую ситуацию?
Предвидел, что стремление людей к свободе обернется такими потерями, мог
предугадать, чем закончатся его «эксперименты» для собственной страны? Она не
просто исчезнет с политической карты мира, миллионы людей потеряют свою Родину,
миллионы других окажутся за рубежом нежелательными иммигрантами, миллионы
соотечественников в одночасье потеряют все свои сбережения, превратившись в
обреченных на нищенство людей. Мог ли он предвидеть, что распадется Югославия,
исчезнут Чехословакия и ГДР? Мог представить, что в Прибалтике появятся офицеры
НАТО, а вокруг России возникнет пояс недружественных государств? Что стремление
одних народов к свободе, а других — к справедливости обернулось для России
самым страшным потрясением за всю ее многовековую историю? И дело не в потере
привычного имперского статуса, Россия все равно остается самой большой страной
в мире. Дело было в людях, лишившихся прошлого и будущего, дело в народах,
многие из которых были выброшены в феодализм, дело в десятках миллионах людей,
оказавшихся выбитыми из колеи нормальной жизни.
— Вы о чем-то задумались? — поинтересовалась Фешукова.
— Обратил внимание на надписи в отеле, — улыбнулся Дронго. —
Они на трех языках — латышском, английском и русском. А в большинстве других
мест они только на двух языках — латышском и английском.
— Здесь раньше тоже были надписи только на двух языках, —
ответила Татьяна, — но из других стран бывшего Союза сюда приезжают слишком
много гостей, особенно из России. Решили, что будет правильно, если напишут на
трех языках.
— Экономическая целесообразность диктует свои законы, —
улыбнулся Дронго. — Кажется, пришла наша машина.
Они сели в автомобиль, и Татьяна назвала адрес дома Рябова.
Когда они отъезжали от отеля, к нему подъехали еще две машины с гостями из
НАТО. Дронго обернулся, посмотрел на них, но ничего не сказал.
— Вы раньше бывали в Латвии? — спросила Татьяна.
— Много раз, — ответил Дронго, — мне очень нравилось ходить
по вашему городу. Я вообще любил бывать в Риге. У меня здесь было много
знакомых. Но одних уже нет, другие уехали, третьи — умерли. И моей старой Риги
не осталось. Наверное, так и должно быть, ведь любой город со временем
меняется, а после моего первого приезда сюда прошло уже больше двадцати пяти
лет.
— Да, у нас многое изменилось, — согласилась его спутница, —
особенно сложно стало после вступления в Евросоюз.
— Почему?
— Выросли все цены, — пояснила она. — Я занимаюсь книжным
бизнесом, и у нас самые большие трудности. Мы не можем конкурировать с русской
книгой, здесь она продается в огромных количествах и ее привозят из России. Не
можем конкурировать и с книгами на английском, немецком языках. Наши издания на
латышском выходят таким маленьким тиражом, что они не окупают никаких затрат.
Тем более затрат на переводы, покупку прав, издание книг. В общем, положение не
очень.
— Мне говорили, что у вас проблемы с русским языком, —
сказал Дронго, — но насколько я могу судить, в Риге все говорят или хотя бы
понимают русский язык.
— Это проблема с нашими школами, — пояснила Татьяна.
— Я знаю. Извините, что затрагиваю такую щекотливую тему. Я
понимаю, что вы гражданка Латвии и не должны мне отвечать. Но мне кажется, что
право каждого человека выбирать, в какой школе ему учиться. Если хочет в
русской, то должен учиться в русской. Да при желании хоть на суахили.
Безусловно, что в школах должны преподавать государственный язык, и он должен
быть везде приоритетным, но разве плохо, если граждане вашей страны будут знать
еще и другие языки?
— Там все слишком сложно, — ответила Фешукова, — все не так
просто, как вы думаете. У многих людей до сих пор нет гражданства…
— И у меня нет гражданства, — повернулся к ним водитель, —
вы правильно говорите насчет школ. Я вам так скажу, пусть каждый учит тот язык,
который хочет. А латышский мы все знаем, иначе пассажиров потеряем. Есть такие,
которые принципиально по-русски говорить не хотят, и мы их понимаем. Но вообще-то
они нас всех обманули. Говорили, что мы должны их поддержать в девяностом, и
тогда все будет хорошо. Я сам белорус по национальности, мой отец переехал сюда
еще в сорок шестом. Но он был офицером, и сейчас нам не дают гражданства.
— Вот видите, — показала на водителя Татьяна, — все слишком
непросто. Сейчас нужно свернуть на параллельную улицу.
— Я знаю, — отозвался водитель, сворачивая налево.
Дронго обернулся. За ними следовала та самая машина, которую
он уже видел на мосту. Это был все тот же самый «Ситроен», в котором находилось
сразу двое мужчин, очевидно, тех самых «наблюдателей».
— Мне кажется, за нами следят, — сообщил водитель, глядя в
зеркало заднего вида.
— Кто это следит? — улыбнулась Фешукова. — Зачем за нами
следить?
— Вы сможете оторваться? — спросил Дронго. — Я заплачу вам в
два раза больше, если вы сумеете оторваться и высадить нас на какой-нибудь
соседней улице.
— А вы шпион? — спросил, улыбаясь, водитель.
— Да, — кивнул Дронго. — Меня зовут Джеймс Бонд.
Водитель беззлобно рассмеялся. И резко повернул направо.
Затем прибавил скорость.
— Если меня остановят, штраф будете платить сами, —
предупредил он и вывернул руль. Автомобиль развернулся, едва не столкнувшись с
набиравшим скорость «Ситроеном», который проехал мимо них, пытаясь затормозить.
Послышался скрежет тормозов, но они уже успели набрать скорость.
— Получилось, — обрадовался водитель.
Позади пытался развернуться «Ситроен», отставший от них
примерно метров на пятьсот. Сидевшему за рулем «Ситроена» «наблюдателю» нужно
было остановить машину и только затем попытаться развернуться. В это время
такси свернуло на другую улицу и водитель остановил машину.
— Выходите, — предложил он, — этот дом проходной. За ним
двор и следующая улица. Там возьмете такси. Если меня остановят, то я скажу,
что не видел вас. Не знаю, кому я помогаю и зачем, но было интересно.
