— Вы такой, каким я вас себе и представлял, — признался
Лагадиньш, — я много о вас слышал. Впрочем, и неудивительно, учитывая, что вы
работали в ООН, были экспертом Интерпола и, говорят, офицером КГБ.
— Это слухи, — возразил Дронго, — я ни одного дня не работал
в КГБ, но действительно был экспертом по линии ООН и Интерпола. Мне приходилось
иногда их консультировать по различным вопросам.
— Но вы беспокойный клиент, — добавил Лагадиньш с легкой улыбкой,
— сначала вы обманули Челнокова по пути в Юрмалу, что, я думаю, было нетрудно.
Затем оторвались от моих людей в центре Риги. Устроили автомобильный трюк, едва
не стоивший жизни двум нашим сотрудникам. И наконец, напали на Челнокова. Не
слишком ли много за два дня?
— Ну, если бы за вами в другом государстве следили два дня,
думаю, и вы начали бы проявлять некоторое беспокойство, — заметил Дронго.
— Наверное, — вежливо согласился Лагадиньш, — но вы приехали
не на туристическую прогулку. Насколько я понял, вы решили заново расследовать
трагическую смерть Арманда Краулиня, для чего встречались с его бывшей
супругой, ездили в дом его отца, побывали в Юрмале у его бывшего секретаря
Ингриды Петерсен, разыскали Рябова, говорили с Интом Пиесисом… Вы многое успели
сделать за эти дни, мистер Дронго.
— Поздравляю, — отозвался тот, — а я-то думал, что сумел
оторваться от ваших людей. Неужели ошибался?
— Это обычные рядовые работники, — пояснил Лагадиньш, —
приходится набирать их из бывших пограничников, таможенников, милиционеров,
уволенных за непрофессионализм. Они не могли справиться с вами. Но когда мне
сообщали, что вы едете в Юрмалу, я сделал правильный вывод, что вы хотите
увидеть Ингриду Петерсен. Когда же узнал, что вы выехали за город, было
нетрудно догадаться, что вы хотите навестить Рябова.
— Я еще встречался с вашим депутатом Айварсом Брейкшем, —
признался Дронго.
— Вот этого я не знал, — ответил Лагадиньш, — но можно было
догадаться, что вы рано или поздно захотите с ним увидеться.
— Где вы раньше работали? — поинтересовался Дронго. — С
вашими аналитическими способностями нужно было остаться в правоохранительных
органах. В милиции? Нет, для этого у вас слишком интеллигентный вид. И вы
говорили обо всех сотрудниках бывших правоохранительных служб, не сказав ничего
о сотрудниках КГБ. Я не ошибся?
— Не ошиблись. Я работал по линии первого отдела
республиканского управления.
— Хорошая школа, — кивнул Дронго. — Теперь позвольте мне
узнать, чем именно я привлек такое внимание вашего агентства?
— Нам сообщили, что вы приехали по делу Арманда Краулиня.
Занимаетесь повторным расследованием этого преступления. Как только мне об этом
сообщили, я сразу распорядился подключить к расследованию наших работников и
дал указание моим людям. Только вы напрасно пытались все время от них уйти. Они
не следили за вами, скорее вас охраняли.
— Подождите, — не понял Дронго, — вы сказали «преступления»?
— Да, — кивнул Лагадиньш, — я в этом убежден. Дело в том,
что тридцать лет назад я работал в комсомоле вместе с Армандом. Мы были
близкими друзьями. Затем я поехал на учебу в Москву. Там был такой
Краснознаменный институт.
Дронго кивнул. Он знал, о каком институте идет речь. В
бывшем Советском Союзе там готовили разведчиков.
— Я ждал этого дня целых одиннадцать лет, — продолжал между
тем Лагадиньш, — и все одиннадцать лет не верил в самоубийство Арманда. Я
слишком хорошо его знал. Очень близко. Но за несколько месяцев до того, как он
познакомился со своей второй женой, я уехал в Москву.
— Лилия Краулинь вас не знала? — понял Дронго.
— И не могла знать. Мы учились вместе с Армандом в одной
школе, он был старше меня на год. Потом вместе учились в институте, работали в
комсомоле. Он был примером для меня во всем. А потом меня послали в Москву. Вы
же знаете, как это обычно бывает. Мне сменили имя и фамилию, обеспечили
легендой. И я уехал в другую страну.
— Надолго?
— Навсегда. Я должен был закрепиться и остаться там. И
поэтому меня не было в Риге. Много лет не было. Меня отозвали в девяносто
первом. Считается, что самый большой урон разведке нанесли сталинские
репрессии. А если вспомнить, что у нас творилось в начале девяностых, то вполне
можно сопоставить. Сколько разных реорганизаций было! Сколько тысяч
профессионалов выбросили на улицу, уволили, сократили, отозвали! Если бы тогда
не Примаков, я даже не представляю, что могло бы произойти. По существу, он
спас тысячи разведчиков. Но я ушел из их рядов еще в девяносто втором. В Ригу
возвращаться не имело смысла, тогда нас здесь не очень жаловали. Уехал в
Америку, получил гражданство, жил там около семи лет. А в девяносто девятом
вернулся в Латвию. О смерти Арманда я узнал в девяносто четвертом. Когда мне
сказали, что он покончил с собой, я сразу в это не поверил. И не верил никогда.
Он был не таким человеком. Таких людей сейчас уже нет. Честным, смелым,
отважным, настоящим лидером, бойцом. Когда Арманд говорил, в него влюблялись
все — мужчины и женщины. А как он пел! Мне кажется, что я иногда проявляю
излишнюю эмоциональность. Когда я вернулся в девяносто девятом в Ригу, то сразу
основал агентство «Триумф». Несколько раз пытался провести собственное
расследование этого загадочного самоубийства, но ничего не нашел. И когда мне
сообщили, что вы приехали в Ригу, я даже не поверил. И сразу послал людей к
дому Лилии Краулинь. Нам повезло, вы появились там через полчаса. Остальное вы
знаете.
— Вы рисковали, — понял Дронго, — в нынешней Латвии
по-прежнему не любят бывших сотрудников КГБ.
— Сейчас уже многое изменилось. Это было в другое время.
Прошло уже столько лет. Но вы правы, я и сейчас ношу другую фамилию, под
которой живу все эти годы. Меня не узнают даже мои одноклассники, с которыми я
учился в школе. У меня нет прошлой жизни. Для всех я американский латыш,
вернувшийся сюда на постоянное жительство из Америки. У меня американское
гражданство, и уже много лет я не являюсь офицером КГБ. Сейчас у нас много
приехавших из Америки и Канады. Из трех президентов прибалтийских государств
двое появились из Америки и Канады. Считается, что им больше верят западные
спонсоры, чем доморощенным политикам. Наша собственная Президент, которая
прибыла из Канады, так и не сумела выучить русский язык, на котором говорит
половина населения Латвии. Сначала она пыталась выучить, но потом махнула
рукой, сообразив, что эта часть населения никогда не будет ее электоратом. В
отличие от нее, Адамкус в Литве выучил русский, но ему было легче, он был
военным разведчиком.
Дронго усмехнулся. Они остановились.
— И теперь приехали вы, — сказал Лагадиньш. — Если вы
думаете, что я ничего не знаю, то ошибаетесь. Все эти годы я следил за Лилией,
пытался ей помочь, понимал ее состояние. Но она не знала меня и не поверила бы
мне, если бы я вдруг возник из прошлой жизни. К тому же это было
нецелесообразно.
