— Напрасно вы так беспокоитесь, — печально заметил Челноков,
— вы нам не доверяете.
— В таких случаях лучше доверять только самому себе.
Извините меня, Сергей, но оружие мне не нужно. Тем более что со мной два таких
охранника.
— Как хотите, — кивнул Челноков.
Через пятнадцать минут они выехали на трассу, ведущую к
Юрмале. Доехав до Юрмалы, свернули на Тукумс и выехали на трассу, ведущую к
побережью Балтийского моря. Дорога была довольно хорошей. Вентспилс — самый
крупный незамерзающий порт Латвии. И вообще самый крупный порт такого типа на
Балтийском море. Отсюда экспортировались нефтепродукты, поступавшие из России в
Западную Европу. В отличие от России, где рядовые граждане не имели никаких
дивидендов от огромных прибылей нефтекомпаний, в городе Вентспилсе получаемые
доходы использовались на благо самого города и горожан.
Здесь было чуть меньше воровства, чуть больше порядка. Здесь
работали с привычной прибалтийской серьезностью, отдыхали немного меньше, а о
городе думали гораздо больше. В результате Вентспилс превратился в самый
ухоженный и самый богатый город Латвии, став символом экономического
процветания маленькой республики.
Когда машина выехала на трассу, Дронго привычно оглянулся,
словно ожидал увидеть следующую за ними машину и, откинувшись на сиденье,
улыбнулся. Если Лагадиньш провокатор, то ему не нужно посылать за ними еще одну
машину. Достаточно, что их встретят в Вентспилсе. Тем более что Лагадиньш
знает, куда они едут. А если он действительно хочет помочь, то ему тем более не
стоит посылать второй автомобиль. Однако оставался неизвестный, позвонивший
Дронго в номер отеля и предложивший закончить расследование.
Дронго молчал почти все время. Челноков, взглянув на него,
включил радио. Но Дронго не отреагировал, хотя не любил, когда в кабине играла
громкая музыка.
В город они прибыли в двенадцатом часу и сразу направились в
порт, где с девяносто шестого года работал Андрей Скалбе. Теперь он был уже
начальником смены. Поиски Скалбе увенчались успехом, и уже через несколько
минут он принял Дронго в своем кабинете. Ояр остался в кабине «БМВ», а Челноков
— в коридоре, позволив Дронго поговорить со Скалбе наедине. Андрей оказался
молодым человеком не старше тридцати пяти лет. У него были крупные черты лица,
светлые глаза, красивые руки, длинные пальцы. Большая родинка на правой щеке не
портила его лица, хотя и придавала некоторую асимметричность. Он уже начал
лысеть и зачесывал волосы назад. Скалбе был одет в фирменную куртку, из-под
которой просматривалась светлая рубашка.
— Добрый день, — вежливо поздоровался Дронго. — Вам должны
были позвонить насчет меня.
— Верно, — ответил Скалбе. По-русски он говорил практически
без акцента, сказывалась работа в международном порту. — Мне звонили еще вчера.
Сказали, что приедет известный эксперт по вопросам преступности. Как вас зовут?
— Меня обычно называют Дронго.
— Очень приятно, господин Дронго. Садитесь на стул.
Извините, что я буду иногда отвлекаться, у нас много работы.
— Я понимаю, — Дронго сел рядом с хозяином кабинета.
Тот поднял трубку и быстро произнес какие-то фразы на
латышском, очевидно, давая указания.
— Что вам нужно?
— Одиннадцать лет назад вы работали в доме, где произошло
самоубийство, — напомнил Дронго. — Вы тогда служили консьержем, и в вашем доме
совершил самоубийство Арманд Краулинь.
— Помню, — помрачнел Скалбе. — Это было нашумевшее дело в Риге.
— Вы работали в паре с Николаем Рябовым, — добавил Дронго.
— Верно. Нам тогда платили по полтора оклада, чтобы мы
выходили дежурить через день. Мы и выходили, — сказал Андрей. — Извините меня,
— опять зазвонил телефон, и он снова ответил. Положив трубку, вспомнил: — В тот
день дежурил Рябов. Но я узнал о случившемся и тоже приехал. Примерно часов в
двенадцать. Там уже было много полицейских, работников прокуратуры и даже
представителей городской власти. Арманд был известным человеком в нашем городе.
Потом следствие длилось несколько месяцев. Следователь был известный человек,
он сейчас депутатом стал. И он всем доказал, что это было самоубийство. Но жена
погибшего сомневалась, все время жалобы писала, просила проверить разные факты.
Ей никто не верил, но проверяющие к нам все время приезжали.
— И ничего не нашли?
— Ничего.
Опять зазвонил телефон. Было понятно, что у Скалбе слишком
много работы. Дронго терпеливо дождался, пока его собеседник положит трубку.
— В этот день, — напомнил Дронго, — вы уехали в девять часов
утра и вас сменил Николай Рябов. Он говорит, что почти сразу подъехал на своей
машине Арманд Краулинь, поднялся наверх и открыл дверь квартиры своими ключами.
Затем закрылся изнутри и почему-то оставил ключи не в замке, хотя точно знал, что
скоро будет открывать дверь своему секретарю, которую он вызвал к себе. Она
пришла, долго стучалась, он ей не открыл. Она спустилась вниз и начала звонить.
Краулинь не отвечал…
— Тогда еще не было мобильных телефонов, — вставил Скалбе.
— Да, он не отвечал по городскому. А потом секретарша и
консьерж взяли запасные ключи, поднялись наверх, открыли дверь и обнаружили
труп. Все правильно?
— Да, кажется, все так и было… — Скалбе не договорил, потому
что открылась дверь и в комнату вошли двое рабочих в фирменных костюмах. Они
что-то сказали Скалбе, тот начал им объяснять. Рабочие слушали молча, но было
заметно, что один из них не согласен. Он попытался возражать, однако Скалбе
перебил его, жестко заявив, что нужно делать именно так. Рабочие вышли. Дронго
подумал, что им просто не дадут здесь нормально поговорить. Андрей снова
извинился.
— И что было потом? — спросил Дронго, возвращая своего
собеседника к событиям одиннадцатилетней давности.
— Потом Рябов позвал соседей, а Ингрида позвонила в полицию,
— вспомнил Скалбе. — Она еще выбежала из дома и позвала офицеров полиции,
которые дежурили у нашего дома.
— Вы их видели ночью?
— Конечно. Они стояли недалеко от нашего дома.
— Я разговаривал с Эриком Тууликом, одним из тех
полицейских, которые дежурили в ту ночь. Они получили конкретное задание
следить за вашим домом.
— Да, мы знали об этом. У одного из наших жильцов были свои
личные пристрастия, и в полиции об этом узнали. Тогда вообще ходили разговоры о
том, что в городе готовят кассеты с малолетними детьми. Но у нас ничего такого
никогда не было. Я работал там столько лет, и ни один ребенок к нам никогда не
приходил. Это абсолютно точно. В нашем доме были только дети тех, кто у нас
жил. Рябов тоже ничего такого не видел. Мы узнали бы об этом первыми.
— Вы дежурили целые сутки. Никто из посторонних в дом не
входил?
