— Бывают, — вежливо согласился Дронго, — но у нас нет таких
фактов. И в любом случае он должен был понимать, что своим уходом причинит жене
невероятную боль. Они ведь любили друг друга. Поэтому такая версия в данном
случае не подходит.
— Я только высказала предположение, — поторопилась объяснить
Татьяна. — Давайте позовем девочек и откроем бутылку шампанского. Спасибо вам
за цветы, мы не ожидали такого знака внимания.
Через полтора часа они все вместе вышли из здания. Дронго
пришлось даже сфотографироваться со всеми сотрудницами издательства. И хотя он
не любил оставлять своих снимков, отказываться не стал. Попрощавшись с милыми
женщинами, Дронго поехал вместе с Фешуковой к дому отца Арманда Краулиня.
Сидящий в доме дежурный долго говорил с Фешуковой на
латышском языке, не понимая, почему он должен пустить в дом посторонних людей.
Он являл собой типичный образ несколько заторможенного прибалтийского парня,
про которого обычно рассказывают анекдоты. Ему было лет двадцать пять, и он
твердо знал, что нельзя пропускать посторонних в дом без разрешения хозяев.
— Извините, — вмешался Дронго. — Татьяна, может, вы скажете,
что мы хотим навестить Березкиных или Кловиса?
— Кловиса нет дома, — пояснил дежурный, поняв, что говорит
Дронго, — а Наталья Николаевна дома. Я ей сейчас позвоню. — Он поднял трубку
внутреннего телефона и начал объяснять хозяйке квартиры на втором этаже, что к
ней пришли какие-то незнакомцы. Она ничего не понимала, пока трубку не взяла
Фешукова.
— Извините нас, пожалуйста, — сказала Татьяна, — мы приехали
сюда по поручению Лилии Краулинь, супруги вашего бывшего соседа Арманда. Вместе
со мной приехал известный эксперт по вопросам преступности. Мы хотели бы с вами
поговорить.
— Поднимайтесь, — разрешила женщина, — передайте трубку
дежурному, я ему все скажу.
Дежурный выслушал слова Березкиной и молча кивнул, показывая
в сторону лестницы. Вместе с Фешуковой Дронго поднялся на второй этаж. Еще в
прошлый раз он обратил внимание на старые длинные пролеты лестницы. Ступеньки
были из мрамора. Если бы здесь появился посторонний и постарался бесшумно
подняться наверх, то дежурный наверняка его услышал бы. Очевидно, раньше
лестницу покрывала ковровая дорожка. На втором этаже справа находилась бывшая
квартира Краулиня, за ней — дверь в квартиру Березкиных, а слева была квартира
Эмиля Кловиса.
Они еще не успели подняться, когда дверь Березкиных
открылась. На пороге стояла миловидная женщина лет пятидесяти пяти. У нее были
зачесанные назад седые волосы, умное, интеллигентное лицо. На гостей она
смотрела через очки. Женщина была в салатовом платье.
— Здравствуйте, — приветствовала она их, — поднимайтесь к
нам. У наших соседей уже закончился ремонт, но там еще никто не живет. А Эмиль,
по-моему, уехал на работу.
Они поднялись и вошли в квартиру. Повесив верхнюю одежду на
вешалку, прошли в большую гостиную. Хозяйка села в кресло, показав им на диван.
— Садитесь, пожалуйста, — предложила Наталья Николаевна. —
Чем я могу вам помочь?
— Вы давно живете в этом доме?
— Давно, — улыбнулась она, — я пришла в этот дом совсем
молодой девочкой, как только вышла замуж, тридцать пять лет назад. Тогда еще
были живы мои свекр и свекровь. И дом был немного другой. В некоторых квартирах
жили генералы, в некоторых — известные ученые. Нашими соседями были два
выдающихся врача, Кловис и Краулинь. На первом этаже жил актер Чирко. В общем,
это был такой элитный дом, если можно назвать таковым жилище при советской
власти, когда все были равны, — несколько иронично добавила она.
— И вы хорошо знали ваших соседей.
— Конечно. Мы раньше часто ходили друг к другу. Эмиль и
Арманд росли буквально на наших глазах. Арманду было уже около двадцати, когда
я сюда переехала, а Эмиль был совсем мальчиком, ему только исполнилось восемь
лет. Их родители были очень известными врачами, только у Арманда не было
матери, она умерла, когда он был совсем маленьким.
— Значит, вы хорошо знали Арманда?
— Кто его тогда не знал? Он был таким ярким, интересным,
очень видным молодым человеком. По-моему, в него все были влюблены. И когда он
женился первый раз на Визме, нас даже пригласили на свадьбу. Но уже тогда было
понятно, что они слишком разные люди. Арманд веселился, громко смеялся,
танцевал. А она сидела, сжав губы, словно на собственных похоронах. Разные
группы крови, как сейчас говорят. Они вскоре развелись, хотя у них родилась
дочь Лайма. Чудная девочка. Я помню ее с самого рождения. Сейчас она уже
взрослая, у нее двое сыновей и прекрасный муж. Мы все очень любили Арманда.
— Вы поверили, что он совершил самоубийство?
— Не знаю. Я об этом много думала. Но если вы полагаете, что
у нас в доме могли быть убийцы, то это не так. Я в тот день была дома и ничего
не слышала, а ведь наша квартира рядом с их квартирой. Вы знаете, тогда было
очень трудно именно «бывшим». Вы понимаете, что я хочу сказать? Бывшим
функционерам партии и комсомола, бывшим сотрудникам госбезопасности и бывшим
военным. В общем, всем «бывшим» было очень нелегко. По городу прокатилась волна
самоубийств, которые продолжались вплоть до девяносто четвертого года.
Некоторых бывших партизан и бывших офицеров КГБ даже судили, приговаривая к
разным срокам наказания. Стали, не стесняясь, говорить, что коммунисты и
фашисты были одинаковым злом для Латвии. Не стеснялись их сравнивать. Те, кто
служил на стороне фашистов, стали получать пенсию наравне с теми, кто с ними
боролся. Было много несправедливостей. Очень много. И не все с этим могли
смириться. Мы тогда думали, что Арманд просто устал от всего этого.
— И вы ничего подозрительного не заметили в то утро?
— Абсолютно ничего. Мы только услышали крики и стук в дверь
Рябова, кажется, так звали нашего дежурного. Да, Николай Рябов. Он начал
звонить в наши квартиры. К Эмилю и к нам. Я была дома с сыном. Мы сразу вышли
на лестничную площадку. Я пыталась не пускать Юру, но он вырвался и побежал. В
шестнадцать лет ему было все интересно. А потом увидел погибшего Арманда и
очень испугался. Несколько месяцев после этого по ночам ему снились кошмары.
— Окна были закрыты?
— Что? Какие окна?
— Окна в квартире Краулиня были закрыты?
— Не помню. Я не обратила внимания.
— Вы тоже видели тело?
— Нет, я не стала входить в комнату. Туда вошли только Рябов
и Эмиль. А потом, почти сразу, прибежали еще двое офицеров полиции. И они
вчетвером начали снимать тело, пытаясь помочь несчастному. Но было уже поздно.
— И больше никого не было?
— Никого. Нет, была, — сразу вспомнила Наталья Николаевна, —
еще была секретарь Арманда, она поднялась вместе с офицерами полиции и очень
плакала. Но в комнату при мне не входила. А потом приехало столько людей, что
нам было не до этого. И я увела сына домой. Сейчас Юрий уже взрослый, но
недавно он мне сказал, что ему до сих пор снятся кошмары.
