– Сейчас не могу, мне нужно навестить подругу, мы уже договорились. Лучше в воскресенье.
– Тогда в два часа, я буду ждать тебя у входа.
Антонина не опоздала, пришла точно к началу сеанса. В голубом приталенном платье, подчеркивающем ее фигуру и невероятно подходившем к ее глазам, она выглядела еще красивее и казалась немного старше. Михаил не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Он плохо понимал, что происходит на экране, лишь иногда смотрел на бегающие картинки, которые потеряли для него всякий интерес. А когда невзначай касался Тониной руки, невольно ощущал, как по коже пробегает электрический разряд.
Далее их отношения развивались стремительно – не было дня, чтобы они не увиделись. Час, проведенный без Антонины, казался ему бесцельно потраченным. Лето наполнилось для него любовью и новым смыслом, о котором он даже не подозревал.
В один из вечеров, когда они по обыкновению прогуливались в городском парке, Антонина вдруг остановилась и, глядя на него снизу вверх, произнесла:
– Мы послезавтра уезжаем. Папу переводят на новое место службы.
– Куда? – Михаил почувствовал, как под ногами закачалась земля.
– Под Тулу.
Прежнее счастье раскололось на мелкие куски и разлетелось в самые отдаленные уголки вселенной. Теперь их не собрать. Михаил понимал, что как прежде уже не будет, следовало смириться с наступившей действительностью.
– Очень неожиданно. Почему же ты мне не сказала об этом раньше? – спросил он ровным голосом, стараясь не выдавать своего волнения.
– Мне было очень трудно. Я даже думала, что не сумею перенести разлуку. Но потом поняла, что год – это не так страшно, я выдержу. А ты тем более… Ведь ты такой сильный!
– Да. Год – это совсем немного. Мы справимся, – как-то жалко улыбнулся Михаил.
– Я буду писать тебе каждый день, еще надоем своими письмами.
– Ты мне никогда не надоешь, тем более письмами.
Тоня уехала. Первые полгода письма действительно приходили едва ли не каждый день, в них она в мельчайших подробностях оповещала его едва ли не о каждом прожитом мгновении. Михаил буквально жил ее делами и заботами. Иногда она высылала ему свои фотографии, с которых на него теперь смотрела повзрослевшая, чуточку незнакомая девушка, знающая себе цену и прекрасно осознававшая свою власть над парнями. Но ее письма по-прежнему оставались наполненными нежностью.
Так прошел год. За ним потянулся еще один. В одном из писем, столь же обстоятельных, она написала о том, что поступает в Ленинградский пединститут, а сам Михаил, не пожелавший уезжать из Вологды, устроился резчиком по дереву, к чему у него был настоящий талант. Умело используя наработанное мастерство, он вырезал «берегинь» для своих друзей и знакомых.
Осенью Михаила забрали в армию, а еще через полгода он получил коротенькое послание: «Прости! Теперь у меня другой. Выхожу замуж. Больше не пиши мне, я могу не выдержать».
Свалившееся горе буквально расплющило Михаила. Целый день он ходил как отрешенный, и приятели, не ведавшие о кратеньком сообщении, лишь втихую подсмеивались над его меланхолией. А ночью, оставшись наедине со своими мыслями, он закрылся в туалете и до самого дна выплакал свое горе. Стало немного легче. Вот только он не знал, надолго ли. А на следующий день он получил поощрение от командования – лучше всех отстрелялся на полигоне из карабина. Вот только никому было невдомек, что на мишени он представлял своего соперника.
От Геннадия, писавшего ему раз в два месяца, Михаил узнал, что теперь у Антонины другая фамилия – Тарасюк, она вышла замуж за его заклятого врага Сидорку Пятака. Вместе им было тесно в одном городе, возможно, поэтому они неистово разбивали кулаки о лица друг друга. Как оказалось, Тоня переписывалась и с Тарасюком, и это маленькое предательство ранило его еще больнее.
Михаил продолжал служить дальше, Антонину старался не вспоминать. Иногда это у него получалось. В какой-то степени он даже напоминал себя прежнего: бесшабашно-веселого, отзывчивого на добрую шутку и ценящего крепкое словцо.
За три месяца до окончания службы Аверьянов получил от Геныча письмо, в котором тот обмолвился о том, что в город вернулась Антонина. А в конце, не то с досады, не то от восхищения, добавил: «Все такая же, как и была. Эту чертовку ничего не берет!» И оказалось, что никуда ничего не подевалось, все осталось при нем. Тут же вернулись прежние воспоминания, как они, взявшись за руки, прогуливались в городском парке, как ждал ее в сквере, где обычно назначал Тоне свидание, припомнился даже вкус их первого поцелуя…
На следующий день Михаил вдруг получил от Антонины письмо.
Целый день он носил его в наружном кармане гимнастерки, не решаясь распечатать: как-то уже все наладилось, и что-либо менять в своей жизни Михаил был не готов. Наконец не выдержал и, вытащив его из кармана, порвал на мелкие кусочки.
В душу вдруг вернулся покой, будто и не было никогда в его жизни Тони.
А через три месяца Аверьянов демобилизовался. Поначалу были планы поехать куда-нибудь за Урал, поработать в геологических экспедициях и вообще посмотреть страну. Но чем ближе подходил срок демобилизации, тем сильнее тянуло в Вологду. Врал себе, что дело в родителях, которые наверняка нуждаются в его помощи. В действительности же причина была иной – нестерпимо хотелось увидеть Антонину. Пусть это будет всего лишь однажды, мельком, но они обязательно должны встретиться.
Вологда мало изменилась. Все такая же тихая и провинциальная, неприметная, неторопливая. Девчонок тоже много – голосистые и звонкие. Все так же тихо протекает Сухона, заросшая по берегам густыми сочными травами. Вот только родители от долгого ожидания как-то заметно сдали: отец ссутулился, поменяв стремительную походку на неторопливую ходьбу немолодого человека, а мать как-то высохла, худые щеки глубоко запали в полость рта, выдавая потерянные зубы. От прежней красоты, которой она славилась в молодые годы, не осталось и следа, о ней напоминали только фотографии молодой девушки, весело посматривающей со стены его комнаты.
Было, о чем погрустить.
Ближе к вечеру Михаил встретился с Геной, который искренне обрадовался возвращению приятеля со срочной службы.
– Как я рад! – не переставал повторять он, похлопывая его по плечам. – Уж и не надеялся с тобой встретиться, думал, что ты куда-нибудь на заработки подашься.
– Была такая мысль, – признался Михаил.
– О Тоньке не хочешь узнать?
– Не хочу, – ответил Аверьянов и невольно удивился тому, как фальшиво прозвучал голос. Кого же он хотел обмануть?
– Ну и правильно! Теперь у нее другая жизнь. Чего же ее вспоминать? Надо встречу как-то обмыть. А то чего на сухую-то, как-то не то!
Геннадий тоже стал немного другим, посуровел, что ли… Но очень хотелось верить, что внешняя суровость не отразилась на его добродушном характере.
