– Вы очень любезны, господин майор, и очень заботитесь о своих подчиненных, – бодро проговорил Голощекин, глядя прямо в глаза майору. Неосторожно взяв кактус, почувствовал, как мелкие иголки занозами впились в кожу и теперь приносили значительные неудобства.
– Вы меня хотите рассмешить, Филипп? Как-то не очень убедительно благодарите меня за подарок. Ответьте мне вот на какой вопрос: вы любите женщин?
– Разумеется, как и всякий мужчина, – не удивившись, ответил Голощекин. – Тем более, если женщина прехорошенькая.
– А если она от вас находится очень далеко или, наоборот, все время рядом с вами, тогда что?
– Полагаю, что острота чувств заметно притупляется.
– Вы совершенно точно подметили, притупляется! То же самое происходит и со мной. Цветы – это те же женщины, от которых я просто устаю. Если женщина мне надоедает, я ее оставляю. Если я устаю от цветов, то я их отдаю симпатичным людям. Так что вы попали в это число.
– Благодарю вас, господин майор, вы очень любезны.
– Завтра на их месте появятся другие цветы, и очень надеюсь, что они будут не хуже предыдущих. А теперь давайте докладывайте, как обстоят дела? И поставьте вы, наконец, этот кактус на стол! А то вы прямо, как какой-то садовник… Только потом не забудьте его забрать.
Обер-лейтенант аккуратно поставил цветок на край стола и произнес:
– Филин вышел на связь и объяснил причину несвоевременного выхода в эфир.
– И что у них там произошло? – с интересом спросил майор.
– Во время десантирования был сильный ветер, и его группу разбросало в разные стороны. Некоторое время они разыскивали друг друга. Но ночью и в заснеженном лесу связаться было очень сложно. Затем они по отдельности добирались до контрольного места встречи, до станции Бабаево.
Майор удовлетворенно кивнул. Путь не близкий, просто так не дотопаешь. На заре своей молодости ему приходилось бывать в Вологодской области, тогда она называлась губернией. Все рассказанное выглядело весьма правдоподобно. И все-таки его одолевали серьезные сомнения. В Вологодскую область было отправлено несколько групп, но ни одна из них не сумела закрепиться. Бо́льшая часть агентов имели весьма серьезную мотивацию для борьбы с большевиками: кто-то, лишившись всего, вынужден был покинуть Россию и только дожидался часа, чтобы сполна вернуть долг. У других были репрессированы родственники, тоже весьма серьезный аргумент для мести. Третья группа рассчитывала при новой власти занять серьезное положение в обществе. Но, так или иначе, ни у кого из них не было намерения переходить на сторону большевиков. Каждый из них приберег последнюю пулю для себя.
Ни один из агентов не дал о себе знать, а это означало одно – у вологодских чекистов весьма хорошо налажена контрразведка. Так почему же в этот раз отправленная группа не может быть арестована и впоследствии перевербована? А такой срок, как неделя, вполне достаточен, чтобы «образумить» самого несогласного. Как это сделать грамотно, майор Гемприх-Петергоф прекрасно осознавал.
– На следующий день они встретились со связником, – продолжал Голощекин. – Мы отправили ему сообщение, и он подтвердил встречу. Весьма надежный агент, начал работать в Вологде еще до войны. Ему можно доверять. Он передал, что группа некоторое время отсиживалась на квартире и пережидала.
Майор подошел к карте, висевшей на стене, и прочертил красным карандашом стрелку до Вологды. В военное время, когда дороги перекрыты КПП и на каждом углу стоит по военному патрулю, дорога в самом деле представляется весьма непростой. А если добавить, что каждая железнодорожная станция находится под усиленной охраной НКВД, то все сказанное звучит вполне правдоподобно.
– Как только группа Филина обустроилась, так сразу же вернулась в район выброски, где была припрятана радиостанция. Там же, в лесу, была отправлена в Центр радиограмма.
– Чем они заняты сейчас? – повернулся майор к Голощекину.
– Сообщили, что перетащили рацию в более безопасное и удобное место в районе Ватланово. Там же запрятали ее в лесу.
Гемприх-Петергоф прочертил еще одну стрелку. Получился неровный разносторонний треугольник.
– Весьма хлопотно, – закрасив его красными штрихами, произнес он.
– Точно так, господин майор! Поэтому они не могут радировать каждый день. А взять рацию с собой не рискуют. На дорогах, в связи с военным положением, усилены проверки.
– Что ж, возможно, это правильное решение. Сообщили что-нибудь конкретное по заданию?
– Так точно, господин майор! Уверен, что вам это будет интересно. – Голощекин положил на стол расшифрованную радиограмму.
Майор пододвинул к себе лист бумаги с машинописным текстом и прочитал:
«Петергофу. На железнодорожной станции Вологда вчера вечером наблюдалось значительное скопление военной техники и воинских подразделений. Из разговоров удалось выяснить, что прибыла 344-я пехотная дивизия, 271-й артиллерийский полк, 13-й стрелковый корпус, 18-я армейско-пушечная артиллерийская бригада. Режим в городе значительно ужесточился. Из Архангельска на станцию прибывают поезда с опломбированными вагонами. По всей видимости, с вооружением. Прибыли два эшелона платформ с техникой. Сказать точный тип техники не представляется возможным. Платформы накрыты брезентом, замаскированы дополнительным грузом, под брезентом установлены каркасы. По контурам напоминают самоходные орудия и танки. Эшелоны тщательно охраняются войсками НКВД. Из Сибири прибыл эшелон с армейскими подразделениями и направился в сторону Карельского фронта. В следующий раз выйдем в эфир в воскресенье в это же время. Маз».
Открыв папку, Гемприх-Петергоф положил в нее радиограмму, после чего тщательно затянул тесемки. Информация была серьезная. Причем настолько важная, что о ней следовало немедленно сообщить в Генеральный штаб. А уж они пускай сами решают, как с ней следует поступить. Хотя, конечно же, ее требовалось перепроверить по другим источникам.
– Садитесь, – предложил майор.
Голощекин послушно присел и в ожидании уставился на Гемприх-Петергофа. По спокойному лицу майора невозможно было понять, о чем он думает. Но затянувшаяся пауза, установившаяся сразу после прочтения радиограммы, давала понять, что назревает важное решение.
– Каково ваше мнение? – спросил, наконец, Гемприх-Петергоф.
– Радиограмму следует принять во внимание. Операция «Барин» началась. Филин начал действовать. Связь прекращать ни в коем случае нельзя.
Майор слегка кивнул, соглашаясь. Он давно уже служил в разведке, знал и любил свое дело. Через его руки за время службы прошло огромное количество людей. Среди них были весьма способные, встречались интеллектуалы, наделенные невероятной волей, но такие, как Михаил Аверьянов, не попадались ни разу. В чем-то он был уникален. Во всяком случае, его жизнелюбию стоило позавидовать. А еще он обладал комплексом качеств, без которых разведчик немыслим. При всей своей незаурядности он умел сливаться с толпой, становился незаметным, что весьма важно для агента, умел сохранять хладнокровие даже в самых сложных ситуациях. Не каждый из них, пребывая на вражеской территории, может выдержать то моральное напряжение, которое на них обрушится. Филин умеет контролировать свое поведение едва ли не круглосуточно, находясь под явным или скрытым наблюдением. Такое тоже дано не каждому. Пожалуй, у Филина присутствовало еще одно важное качество – все это время, находясь в тяжелейших моральных и физических условиях, он всегда находил силы для общения с людьми. Его колоссальное спокойствие придавало силы даже самым потерянным. А еще у него была высокая мотивация – он хотел попасть в Россию, чтобы повстречаться с любимой женщиной. Что еще?.. Пластичен, артистичен, что также немаловажно для разведчика. С одними он был на равных, с другими разговаривал покровительственным тоном, с третьими мог быть развязанным, с четвертыми – серьезным. И всякий раз умело подбирал нужный типаж, чтобы расположить к себе собеседника. Такое поведение не наработаешь, оно дается от природы, как талант, а последнего ему не занимать.
