После награждения адмирал Канарис, взяв майора под локоток, отвел его в сторону и сказал, что имеет на него серьезные виды и в ближайшее время ему придется сменить место службы.
Гемприх-Петергоф долго думал над этими словами. Неужели Берлин? Почему бы и нет? Он вполне созрел для серьезных дел, например разрабатывать операции, способные повлиять на ход сражений. Не так много людей получили «Рыцарский крест с Дубовыми листьями» из рук самого фюрера. А тот, кто получил такую награду, пользуется уважением среди сослуживцев. Он заслужил ее по праву.
В Псков майор прибыл в хорошем расположении духа и поймал себя на том, что бросает взгляд на золотые дубовые листья, закрепленные под крестом. Приняв поздравления от сослуживцев, он прошел в свой кабинет и, сняв парадный мундир, повесил его в шкаф. За время его отсутствия накопилось немало корреспонденции, требующей немедленного ответа; документов, ожидающих подписи, дел, которые следовало решать незамедлительно. Оставалось засучить рукава и впрягаться в работу.
Коротко постучавшись, в кабинет вошел Голощекин и доложил:
– Получена радиограмма от Филина.
– Что в ней? – нервно спросил Гемприх-Петергоф, догадавшись по тону Голощекина, что произошло нечто неприятное.
– Филин сообщил, что когда они меняли место расположения радиоэфира, то, выходя из леса, натолкнулись на случайный патруль. Серьезно ранен Лиходеев!
Полученное известие взволновало майора. Всегда спокойный, сдержанный даже в минуты наивысшего напряжения, он выругался:
– Проклятье! В самое неподходящее время… И это тогда, когда, казалось бы, все самое сложное осталось позади.
Русская контрразведка не успокоится, будет искать агентов до тех самых пор, пока не отловит. Они умеют работать, когда того требует ситуация. Не исключено, что в это самое время силами НКВД уже оцеплен район, где произошла перестрелка. Почти девять месяцев группа работала без каких-то происшествий, выполняла важнейшие поручения, которые высоко ценились Генеральным штабом, и тут такой досадный промах! Именно такие случайные ситуации губят карьеру самых подготовленных агентов.
Вытянувшись у порога, Голощекин терпеливо дожидался ответа. Майор поднялся из-за стола, прошелся по комнате, вслушиваясь в скрип яловых сапог. Развернувшись у самого окна, тяжелым взглядом смерил застывшего Голощекина. Тот втянул голову в плечи, стараясь хоть как-то уменьшиться в размерах, всерьез опасаясь, чтобы гнев начальства не обрушился на его покорную голову.
– Передайте Филину, что майор Петергоф очень сожалеет о случившемся, но ситуация не смертельная, ее можно исправить. Пускай прорываются в город. Спросите, насколько серьезно ранен Лиходеев, можем предоставить свою помощь, вплоть до эвакуации раненого.
– Есть, господин майор! – тотчас отозвался Голощекин и с облегчением выскочил из кабинета.
Передав радиосообщение, Михаил поставил рацию на прием. Время затянулось, но ответа почему-то не было.
– Что-нибудь есть? – прервал тишину Волостнов, не выдержав молчания.
– Пока ничего, Лев Федорович.
– Может, они что-то почувствовали и решили прервать связь? Как ты думаешь? Ты ведь лучше всех знаешь этого Петергофа.
– Уверен, что он ничего не подозревает. Но Петергоф не из тех людей, кто принимает скоропалительные решения. Нужно подождать. Ага, передают… – Михаил принялся быстро записывать на листке бумаги знаки. Когда сообщение было принято, открыл блокнот с кодами, расшифровал текст и протянул майору: – Возьмите, Лев Федорович.
Прочитав радиосообщение, Волостнов довольно заулыбался, все шло по плану.
– Напиши вот что… «Петергофу. Слышали подъезжающие к лесу автомобили. Похоже, что отряды НКВД решили прочесать район. Нас выручает выпавший снег. Идем проселочной дорогой, через которую можно выбраться из леса. Эту местность я знаю хорошо. Рассчитываем проскочить через оцепление и затаиться где-нибудь подальше, там, где нас не будут искать. Просим выслать продовольствие, теплую зимнюю одежду, батареи для рации, документы, медикаменты и спирт. Будем ждать самолет завтра в тридцать четвертом квадрате. На месте выброски будут гореть три костра. Ждем вашего ответа. Маз».
Михаил зашифровал радиограмму и взялся за ключ радиопередачи. Отправив последний радиосигнал, откинулся на спинку стула:
– Написал, что жду ответа.
Пододвинув стул, Гемприх-Петергоф сел рядом с Голощекиным, пытливо вслушивавшимся в эфир.
– Что там? – в нетерпении спросил он, закурив очередную папиросу.
– Пока ничего, господин майор, нужно время, чтобы обдумать ответ и зашифровать написанное.
Карьера майора Гемприх-Петергофа стремительно шла в гору, вызывая некоторую зависть у сослуживцев. Но из своего успеха он не делал секрета: нужно любить свое дело и работать до ломоты в суставах, вот тогда и появятся результаты. А еще майор считал себя прирожденным разведчиком, вряд ли он сумел бы добиться в другой области большего.
– Позывные!.. Филин вышел на связь! – едва не выкрикнул Голощекин. Подняв карандаш, он принялся бегло записывать на листке бумаги. Расшифровав радиограмму, протянул ее Гемприх-Петергофу: – Возьмите, господин майор.
Прочитав написанное, тот выругался:
– Проклятье! Что-то я совсем перестал понимать Филина. Почему он не хочет возвращаться в Вологду? Там ему будет куда безопаснее, чем в лесу.
– Может, там начались облавы? – предположил обер-лейтенант.
– О каких облавах ты говоришь! – вскинулся Гемприх-Петергоф. – В Вологде не может быть никаких облав! Город не прифронтовой. Это глубокий тыл!
– Филин находится на связи, что ему передать, господин майор?
– Передай ему вот что… Пусть немедленно выходит из леса и возвращается в город. Это приказ! Записал?
– Так точно, господин майор!
– В ближайшее время мы вышлем им все, что они запрашивают: теплую одежду, батареи, спирт, продовольствие, документы. Сообщи им, что вместе с грузом прибудет и курьер. Пусть укажут место встречи и свои приметы, по которым он сможет их опознать… И добавь… Ждем на связи завтра утром с восьми до десяти утра. Надеюсь, что на следующей связи они порадуют меня хорошими новостями.
Михаилу не спалось: полночи пролежал с открытыми глазами, наблюдая за тем, как тихо, напоминая ребенка, посапывала рядом Маруся. Поднявшись, он подошел к колыбели сына, поплотнее укутал его одеялом и вернулся в кровать. Сон так и не шел, и, едва дождавшись утра, Михаил стал одеваться.
– Ты уже уходишь? – спросила Маруся, приподнимаясь.
– Ухожу… У меня много работы.
– Ты никогда не говоришь, чем занимаешься.
– Расскажу, – пообещал Аверьянов, – и теперь уже скоро.
Поцеловав Марусю, он вышел в студеную осень.
С серого неба хлопьями валил снег, нагнетая уныние. Подняв воротник, Михаил быстрым шагом направился к зданию НКВД. Несмотря на ранний час, рабочий день был в разгаре: во всех окнах горел свет, сотрудники уже находились на своих рабочих местах. Аверьянов прошел в отдел связи.
