– Идем, – говорю, и Томас стонет.
Шагаем быстро, наши чемоданы подскакивают на неровном тротуаре, проходим мимо индийских едален с неоновыми вывесками и пабов с деревянными дверями. Через четыре квартала оптимистично поворачиваю направо. Улицы обозначены плохо, а может, названия и есть, просто я не вижу их в темноте. На боковых улочках фонари более тусклые, а район, в котором мы оказались, ничуть не походит на окрестности Гидеонова дома. С одной стороны от нас тянутся проволочные заборы, с другой – высокая кирпичная стена. В стоках валяются пивные банки и прочий мусор, и все кажется влажным. Но может, так всегда было, а я был просто слишком мал, чтобы запомнить. А может, с тех пор все переменилось.
– Ладно, стоп, – выдыхает Томас. Он догоняет меня и опирается на чемодан.
– Что?
– Мы заблудились.
– Я не заблудился.
– Не вешай мне лапшу. – Он стучит указательным пальцем себе по виску. – Ты ходишь и ходишь по кругу, вот тут.
Его ехидная физиономия выводит меня из себя, и я очень громко думаю: «Эта хрень с чтением мыслей неэпически бесит». – И он расплывается в улыбке:
– Так или иначе, однако ты заблудился.
– Не туда свернул, вот и все, – говорю я.
Но он прав. Придется искать телефон или спросить дорогу в пабе. Последний паб, который мы миновали, выглядел гостеприимно: двери были распахнуты, и желтый свет омывал наши лица. Внутри смеялись люди. Оглядываюсь назад, откуда мы пришли, и вижу, что одна тень движется сама по себе.
– Что это? – спрашивает Томас.
– Ничего, – отзываюсь я, моргая. – Просто глаза устали. – Но ноги отказываются нести меня обратно в ту сторону. – Идем дальше.
– Ладно, – соглашается Томас, оглядываясь через плечо.
Идем дальше молча, и я вслушиваюсь в происходящее за спиной, автоматически вычитая рокот чемоданных колесиков. Позади ничего нет. Это крайняя усталость играет злую шутку с моим зрением и нервами. Вот только я в это не верю. Звук моих шагов кажется тяжелым и слишком громким, словно что-то использует этот шум как прикрытие. Томас ускоряет шаг, чтобы идти рядом со мной, а не следом. У него радар тоже сработал, но он мог просто словить это от меня. Мы не могли выбрать худшего места, чем эта пустынная, темная боковая улочка с проулками между зданиями и черными пустотами меж припаркованных машин. Жалею, что мы остановились поговорить, хочется, чтобы что-то нарушило зловещую тишину, усиливающую любой шум. Тишина начинает нас одолевать. Никто за нами не идет. Ничего там нет.
Томас идет все быстрее. Биение паники нарастает, и при наличии выбора, драться или драпать, я знаю, к чему он склоняется. Но куда бежать-то? Мы понятия не имеем, куда направляемся. Как далеко мы заберемся? И в какой степени это результат недосыпа и буйного воображения?
В десяти футах впереди тротуар ныряет в длинную тень. Мы пробудем в темноте минимум двадцать ярдов. Останавливаюсь и оглядываюсь назад, сканируя пространство под припаркованными машинами и высматривая движение. Ничего.
– Ты не ошибаешься, – шепчет Томас. – Там сзади что-то есть. Думаю, оно идет за нами от самой станции.
– Может, просто карманник, – бормочу я.
При звуке движения впереди все мое тело напрягается как пружина. Томас вжимается в меня, он тоже слышит. Оно нас каким-то образом обогнало. А может, их больше одного. Вытаскиваю из заднего кармана атам, снимаю ножны и позволяю свету фонаря блеснуть на лезвии. Несколько глупо, но, может, это их отпугнет. Я вымотан, и энергии у меня не хватит справиться даже с уличным котом, не говоря уж о чем-то еще.
– Что делаем? – спрашивает Томас.
Чего он меня-то спрашивает? Я знаю только, что мы не можем торчать под фонарем до рассвета. Остается идти вперед, в тень.
Когда меня толкают под колено, я сначала думаю, что это Томас, пока он не кричит «Берегись!» – примерно на три секунды позже, чем надо. Костяшки мои врезаются в бетон, отталкиваюсь и выпрямляюсь. Усталые глаза моргают в темноте, пока я убираю атам обратно в карман. Что бы ни ударило меня, оно не мертвое, а нож нельзя использовать против живых. В мою сторону летит что-то круглое; пригибаюсь, и оно со стуком отскакивает от здания у меня за спиной.
– Что это? – спрашивает Томас, а затем опрокидывается, или мне так кажется. Улица такая темная, а дома так близко.
Томаса выбрасывает в круг света, где он врезается в припаркованную на обочине машину и отлетает к кирпичной стене словно шарик в бильярдном автомате. В поле моего приноравливающегося к сумраку зрения ввинчивается некая фигура и крепко впечатывает меня ногой в грудь. Прикладываюсь задницей о тротуар. Он бьет снова, и я вскидываю руку, защищаясь, но мне удается только неловко его отпихнуть. Двигается он так, что теряешь ориентацию, – быстрыми и медленными рывками. Это выбивает меня из равновесия.
«Прекрати». Это усталость, это не наркотик. «Сосредоточься и приди в себя». Когда он бьет снова, я уворачиваюсь, блокирую и наношу ему удар по голове, от которого он летит кувырком.
– Убирайся! – ору я, и едва избегаю неловкой подножки. На миг мне кажется, что он просто сольется и побежит. Вместо этого он поднимается и вырастает на фут. В уши мне ударяют слова, кажется на гэльском, и воздух вокруг меня туго сжимается.
Это проклятие. Для чего, я не знаю, но давление в ушах нарастает вдесятеро быстрее, чем в самолете.
– Томас, что он делает? – кричу я.
Это ошибка. Не следовало выпускать воздух. Легкие слишком сжаты, чтобы набрать новый. Заклинание перекрывает все. Глаза у меня горят. Я не могу дышать – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все замирает. Тротуар упирается в колени. Я упал.
Сознание мое взывает к Томасу, умоляя о помощи, но я уже слышу его, нашептывающего противодействующее заклятье. У нападающего сплошь лирика и гортанные смычки, Томасовы же чары глубже и наполнены музыкой. Томас постепенно увеличивает громкость, его голос перекрывает голос нападающего, и наконец тот сбивается и ахает. Легкие отпускает. От внезапного притока воздуха в горле и крови к мозгам меня трясет.
Томас не прекращает петь, хотя нападавший уже согнулся пополам. Он слабо машет рукой, защищаясь, и втягивает воздух в легкие с тонким и резким звуком.
– Стоп!
Вскидываю ладонь, и Томас останавливается. Но говорил не я.
– Стоп, стоп! – кричит фигура и машет нам, чтобы мы уходили. – Вы выиграли, так? Выиграли.
– Что выиграли?! – рявкаю я. – Что ты пытался сделать?
Фигура медленно пятится от нас по тротуару. Между резкими вдохами слышатся обрывки смеха. Враг выходит на свет, прижимая руку к груди, и стягивает капюшон толстовки.
– Это девушка, – выпаливает Томас, и я пихаю его локтем. Но он прав. Перед нами действительно девушка в клетчатой кепке, и вид у нее вполне невинный. Она даже улыбается.
– Это не та улица, – говорит она. Выговор у нее как у Гидеона, но свободнее и не такой четкий. – Если вы ищете Гидеона Палмера, то лучше идите за мной.
