Гидеон разглядывает меня. Он по-прежнему выглядит очень молодо. В смысле он выглядит старым, но не сильно старше, чем десять лет назад, а это в моем представлении значит молодо. Рукава серой рубашки закатаны до локтя, брюки цвета хаки сидят безупречно. Вид стильный с оттенком лихости, эдакий Индиана Джонс пенсионного возраста. И жаль, что я собираюсь обвинять его во лжи и предательском членстве в некоем тайном обществе.
– Полагаю, нам следует побеседовать, – говорит он и жестом приглашает меня покинуть кухню.
Мы заходим в кабинет, Гидеон плотно закрывает за нами двери, и я втягиваю носом воздух. Говорят, самые прочные воспоминания завязаны на запахи. Охотно верю. Отчетливый запах мозг не забывает никогда, а аромат у древних томов в кожаных переплетах, населяющих эту комнату, самый что ни на есть отчетливый. Обегаю взглядом полки, встроенные в стену и плотно забитые не только оккультной литературой, но также экземплярами классики: там и тут среди стопок выделяются «Алиса в Стране чудес», и «Повесть о двух городах», и «Анна Каренина». Старая стремянка на колесиках тоже на месте, дремлет в углу и только и ждет, чтобы кто-нибудь на ней прокатился. Или использовал по назначению.
Оборачиваюсь с широченной улыбкой на лице, снова чувствуя себя четырехлетним, но ощущение это стремительно тускнеет, когда я вижу, как низко сдвинуты по носу Гидеоновы очки. Это будет один из тех разговоров, в которых вслух произносятся необратимые вещи, и я с удивлением обнаруживаю, что пока этого не хочу. Как бы славно было воскресить старые добрые времена, слушать старые Гидеоновы истории про папу и ходить с ним гулять. Эх, хорошо бы!
– Ты знал, что я приезжаю, – говорю я. – Ты знаешь, почему я здесь?
– Полагаю, большая часть паранормального мира знает, почему ты здесь. Поиски ты вел не деликатнее слона в посудной лавке. – Он делает паузу и поправляет очки. – Но это не до конца отвечает на вопрос. Думаю, ты можешь сказать, что я знаю, какую цель ты преследуешь. Но знаю неточно.
– Я здесь, чтобы попросить тебя о помощи.
Он коротко улыбается:
– И какого же рода помощь, по-твоему, я мог бы тебе оказать?
– Такого, что позволит нам с Томасом открыть дверь на ту сторону.
Гидеон бросает быстрый взгляд на двери.
– Я уже говорил тебе, Тезей, – осторожно произносит он, – что это невозможно. Что тебе надо отпустить девушку.
– Я не могу ее отпустить. Порез, полученный Анной после первого ритуала в ее доме, каким-то образом привязал ее к атаму. Она постоянно прорывается с той стороны. Просто скажи мне, как ее вытащить, и все вернется в норму. – Или хотя бы станет как было.
– Ты когда-нибудь слушаешь, что я тебе говорю?! – рявкает он. – С чего ты вообще взял, что я знаю, как делаются такие вещи?
– Я не думаю, что ты знаешь.
Лезу в задний карман и вытаскиваю фотографию ордена. Она кажется нереальной, даже когда я держу ее в собственной ладони. Не верится, что Гидеон мог всю дорогу участвовать в чем-то подобном и никогда об этом не рассказывать.
– Думаю, они знают.
Он смотрит на фотографию, но не пытается взять ее в руки. Вообще ничего не пытается. Я ожидал иной реакции. Вспышки гнева или хотя бы попытки отыграть назад. Вместо этого он делает глубокий вдох, снимает очки и трет переносицу большим и указательным пальцами.
– Кто это такие? – спрашиваю я, когда меня уже тошнит от его молчания.
– Это, – печально говорит он, – члены ордена Бидах Дуба.
– Создатели атама, – уточняю я.
Гидеон надевает очки обратно и устало садится за письменный стол:
– Да. Создатели атама.
Так я и думал. И все-таки не верится.
– Почему ты мне не рассказывал? – спрашиваю. – За все эти годы?
– Твой отец запрещал. Он порвал с орденом еще до твоего рождения. Когда у него проснулась совесть. Когда он начал решать, каких призраков убивать, а каких пощадить. – На миг в голосе Гидеона вспыхивает огонь. Но затем он гаснет, и передо мной просто побежденный старик. – Орден Бидах Дуба считает, что атам не имеет цели. Этот инструмент нельзя использовать по своему усмотрению. В их глазах вы с отцом его испортили.
Отец испортил атам? Какая неимоверная чушь! Атам и его цель вели меня всю жизнь. И стоили моему отцу его собственной. В кои-то веки проклятая железяка может послужить моим целям. Он обязан мне. Нам обязан.
– Я вижу, что творится у тебя в голове, Тезей. Может, не так хорошо, как твой ясновидящий друг там наверху, но вижу. Мои слова не поколебали твоей решимости. Ничего из сказанного до тебя не доходит. Орден создал атам, чтобы отсылать прочь мертвых. Теперь ты хочешь использовать его, чтобы вытащить мертвую девушку обратно в мир живых. Даже если способ сделать это существует, они скорее уничтожат нож, чем позволят такому случиться.
– Я должен это сделать. Я не могу оставить ее страдать там, не попытавшись. – С трудом сглатываю и стискиваю зубы. – Я люблю ее.
– Она мертва.
– Для меня это значит не то, что для других людей.
Лицо его вдруг теряет всякое выражение, и это пугает. Вид у него такой, словно он смотрит в глаза расстрельной команде.
– Когда ты был здесь в последний раз, ты бы такой маленький, – говорит он. – Единственное, что занимало тебя тогда, это разрешит ли мама съесть две порции яблочного пирога. – Взгляд его плывет к стремянке в углу. Он видит меня там, хохочущего, когда он толкает ее вдоль полок.
– Гидеон. Я уже не ребенок. Обращайся со мной так, как обращался бы с моим отцом. – Зря я это сказал, он морщится, словно я его ударил.
– Сейчас я не могу этого сделать, – говорит он, не столько мне, сколько себе самому. Он машет рукой, отпуская меня, и горбится, устраиваясь в кресле. Мне отчасти хочется дать ему отдохнуть, но Аннин вопль у меня в ушах не смолкает.
– У меня нет на это времени, – говорю я, но он закрывает глаза. – Она ждет меня.
– Она в аду, Тезей. Время там не имеет значения – долго ли, коротко ли. Боль и страх постоянны, и не важно, сколько часов или минут ей придется тебя ждать.
– Гидеон…
– Дай передохнуть, – говорит он. – Что бы я ни сказал, роли не играет. Разве ты не понимаешь? Не я послал тебе эту фотографию. Это орден. Ты нужен им здесь.
Глава 17
Дверь тихо скользит на место у меня за спиной. Я удивлен: мне-то хотелось хлопнуть ею, чтобы она загрохотала на направляющих. Но Гидеон по-прежнему в кабинете, думает в тишине, а может, даже дремлет, и голос его у меня в голове говорит, что подобная выходка просто не сработает.
– Ну как? – спрашивает Томас, высовывая голову из кухни.
– Спит, – отвечаю я. – И о чем это тебе говорит?
Заходя в кухню, обнаруживаю Томаса с Джестин сидящими вместе за столом и делящими гранат.
