– То есть ты там уже бывала? – Толкую ее молчание как «да». – Просвети меня. Что нас ждет?
– Не знаю. Множество сосен и, может, пара дятлов.
Увиливаем, значит? Раздражение ползет у меня по рукам, начинаясь в горячей воде и заканчиваясь у стиснутых зубов.
– Ненавижу мыть посуду, – говорю я. – И идею таскаться по всей Шотландии за тем, с кем едва знаком, ненавижу. Меня собираются испытывать. Можешь хотя бы сказать мне как?
Она удивлена, это ее впечатлило.
– Ну же, – продолжаю я. – Дело яснее некуда. Иначе бы мы просто поехали вместе с Гидеоном. Так в чем фишка? Или тебе не полагается мне говорить?
– Тебе бы это понравилось, правда? – говорит она и бросает полотенце на стол. – Ты такой прозрачный. – Она подается ближе и пристально меня разглядывает. – Вызов тебя возбуждает. Равно как и уверенность, что ты пройдешь проверку.
– Кончай гнать пургу, Джестин.
– Никакой пурги, Тезей Кассио. Я не могу тебе сказать, потому что не знаю. – Она отворачивается. – Не только тебя испытывают. Мы похожи, ты и я. Я знала, что так и будет. Просто не знала насколько.
Томас и Кармель возвращаются где-то через час и обнаруживают меня валяющимся на диване у Гидеона в гостиной, переключающего телевизор с Би-би-си-1 на Би-би-си-2 и обратно. Они заползают в комнату и рассаживаются, Кармель рядом со мной, а Томас в кресло. Вид у них неловкий, неуклюже примиренный, вроде плохо наложенного грима. Кармель почти выжата, но это может быть просто джетлаг.
– И? – спрашиваю я. – Мы снова одна большая счастливая семья?
Они отвечают мне кислым взглядом. Вышло не так, как я хотел.
– Думаю, я на испытательном сроке, – говорит Кармель.
Бросаю взгляд на Томаса. Он вроде счастлив, но настороже. И это правильно. Его доверие было поколеблено. У меня в мозгу тоже крутятся странные фразочки. Мне хочется скрестить руки на груди и произнести нечто вроде «Не возвращайся, если не намерена остаться!» или «Если ты думаешь, что ничего не изменилось, то ты ошибаешься». Но она наверняка уже наслушалась этого добра от Томаса. Я-то не был ее парнем. Не знаю, почему мне кажется, что мне тоже положена возможность наорать на нее.
Господи. Вот я и превратился в третьего лишнего.
– Кас? Что-то не так? – Брови у Томаса сошлись на переносице.
– Мы отправляемся завтра, – сообщаю я. – На встречу с орденом Бла-бла-бла.
– Орденом чего? – спрашивает Кармель, и, раз я молчу, Томас пускается в объяснения. Я слушаю вполуха, хихикая над его произношением и подкидывая мелкие факты, когда меня спрашивают.
– Путешествие будет испытанием, – говорю я, – и не думаю, что последним. – Реплика Джестин насчет наслаждения сопровождающей вызов нервной дрожью еще булькает у меня в животе. Наслаждаться. Чем тут наслаждаться-то? Вот только я действительно наслаждаюсь, некоторым образом, и именно по описанным ею причинам. А это довольно мерзко, если вдуматься.
– Слушайте, – говорю, – давайте пройдемся.
Они встают и переглядываются, улавливая зловещие колебания.
– Только недолго, ладно? – бормочет Кармель. – Не знаю, о чем я думала, когда надевала в самолет эти сапоги.
Снаружи светит солнце и на небе ни облачка. Направляемся под сень деревьев, чтобы разговаривать не щурясь.
– Что происходит? – спрашивает Томас, когда мы останавливаемся.
– Гидеон перед отъездом кое-что мне рассказал. Насчет ордена и Джестин. – Мнусь. Это по-прежнему звучит невероятно. – По его словам, ее обучали, чтобы занять мое место.
– Я знал, что тебе не стоит ей доверять! – восклицает Томас и поворачивается к Кармель. – Я понял это в ту минуту, когда она прокляла его в переулке.
– Послушай, пусть ее готовили на мое место, но это не значит, что она попытается занять его обманом. Проблема не в Джестин. Ей мы можем доверять. – Томас явно считает, что я тронулся. Кармель воздерживается от суждения. – По-моему, можем. И лучше бы это так и было. Завтра она поведет нас через Шотландское Нагорье.
Кармель склоняет голову набок:
– Вовсе не обязательно изображать акцент, когда произносишь «Шотландское Нагорье». Ты не хуже нас понимаешь, что это не шутки. Кто эти люди? Во что мы ввязываемся?
– Не знаю. В том и засада. Но не рассчитываю, что они будут рады меня видеть. – Это еще мягко сказано. Из головы не идет, как Джестин говорила, выходя из часовни в лондонском Тауэре, и с какой почтительностью взирала на атам. С точки зрения этих людей, я совершил святотатство.
– Если они хотят, чтобы Джестин сменила тебя на посту, что это означает для тебя? – спрашивает Кармель.
– Не знаю. Уповаю на то, что их уважение к атаму хотя бы частично распространяется на изначальный род воина. – Бросаю взгляд на Томаса. – Но когда они выяснят, что я хочу проделать с Анной, они будут драться. Козырь в рукаве в виде Морврановой вудуистской сети мне бы не помешал.
Он кивает:
– Я ему передам.
– А когда ты это сделаешь, вы оба останетесь здесь. Ждать меня тут, у Гидеона. Он прикроет мне спину. Я не хочу, чтобы вы, ребята, в это лезли.
Лица у них бледные. Когда Кармель вкладывает свою руку Томасу в ладонь, я вижу, как она дрожит.
– Кас, – мягко говорит она и смотрит мне прямо в глаза. – Заткнись.
Глава 20
Поездка на поезде кажется длинной. Фигня какая-то. Ей полагается казаться короткой и кончиться слишком скоро, нервы у меня должны быть натянуты, я должен гадать, какая засада ждет меня на том конце рельсов. Предостерегающие речи мамы, Морврана и Гидеона перекатываются у меня в пространстве между ушами. Слышится и папин голос, он говорит тем же тоном, что и всегда, что нет причин не бояться. Он говорил, страх поддерживает бдительность, помогает крепко цепляться за жизнь. Ускоренное сердцебиение освежает мозг. Наверное, это единственный его совет, от которого я отмахнулся. Свою долю страха за годы, прошедшие после его убийства, я уже поимел. И кроме того, когда я думаю о его гибели, мне не нравится сознавать, что он умер в страхе.
Снаружи не показывают ничего, кроме длинных полос зелени, окаймленных деревьями. Сельская местность выглядит так пасторально, что, завидев катящуюся по полям карету, я и не моргнул бы. Зелени столько, что она без труда может тянуться бесконечно. Город быстро истаял позади, когда мы покинули вокзал Кингс-Кросс.
Я сижу рядом с Джестин, она вся подобралась и натянута как тетива. Она ждала этого всю жизнь, полагаю. Моя замена. Мысль об этом застревает у меня в горле. Если так будет надо, пойду ли я на это? Если такова цена спасения Анны, если мы приедем туда и меня всего лишь вежливо попросят отдать отцовский атам – сделаю ли я это? Не уверен. Вот уж не думал, что стану колебаться.
На противоположной скамье сидят рядышком Кармель с Томасом. Они иногда переговариваются, но в основном пялятся в окно. С тех пор как приехала Кармель, мы словно разыгрываем спектакль, пытаясь вернуть наш старый режим, тогда как он очевидно изменился. Но мы будем продолжать попытки, пока не исправим дело.
