– Разве здесь может быть место чему-нибудь?
– Я тут не для того, чтобы помогать тебе вытащить девушку. У меня есть собственный план.
Стискиваю атам крепче. По крайней мере, Анна теперь «девушка», а не «мертвая убийца».
– Сколько у нас времени? – спрашиваю.
– Пока не кончится, – пожимает плечами Джестин. – Трудно сказать. Здесь время течет по-другому. Оно здесь вообще не время. Тут нет никаких правил. Часов я не ношу, но если б носила, боялась бы и взглянуть на них. Стрелки, скорее всего, вертелись бы как безумные. Сколько, по-твоему, прошло с того момента, когда у тебя пошла кровь?
– А это важно? Я ведь по-любому ошибусь, верно?
Она улыбается:
– Именно.
Озираюсь. Это место выглядит одинаковым во всех направлениях. Еще более странно, что я знаю, что где-то там, далеко, я умираю, но чувства срочности нет. Я мог бы несколько дней кряду стоять на одном месте и высматривать Анну, пока не станет поздно, пока мое тело на той стороне не отошлют домой и не похоронят. Усилие воли требуется, даже чтобы передвигать ноги. Все здесь требует усилия воли.
При ходьбе камни врезаются в ступни, словно я босиком. Мысленные ботинки у меня явно паршивые.
– Это бессмысленно, – говорю. – Ее нигде нет. Ей тут негде быть. Это просто твердь.
– Если ты ее ищешь, то свернешь за угол, и там она и окажется, – отвечает Джестин.
– Здесь нет углов, некуда свернуть.
– Тут повсюду углы.
– Ненавижу тебя. – Поднимаю на нее глаза, и она улыбается.
Она тоже высматривает, взгляд отчаянно мечется туда-сюда. Приходится напоминать себе, что она избранная и что это орден виноват, а не она, что она лежит, истекая кровью, рядом со мной. Ей должно быть страшно. И, оказывается, лучшего проводника я себе и пожелать не мог.
Стена возникает перед нами совершенно неожиданно, черная, пористая каменная стена, сочащаяся водой, наподобие скальных обнажений вдоль дороги на Тандер-Бей. Повернув голову, я вижу и другие стены, слева и справа. Они тянутся позади нас на многие мили, словно мы до сих пор шли по лабиринту. Вот только до сего момента его тут не было. Резко оборачиваюсь, чтобы взглянуть в окошко на Томаса. Он по-прежнему на месте, мой якорь. Мы все еще идем прямо или развернулись кругом? Нам сюда? Его лицо не реагирует не эти вопросы. Он неотрывно глядит на мое тело, наблюдая, как моя футболка пропитывается кровью.
Минуем нечто, лежащее на земле. Это труп, деловито обрабатываемый жуками. Мех, или что там росло, когда-то был белым, и можно различить четыре ноги, но что это за зверь, уже непонятно. Может, собака или большой кот. Или даже некрупный теленок. Проходим мимо без комментариев, и я старательно отвожу взгляд от движения под шкурой. Это не имеет значения. Мы ищем другое.
– Что там говорится? – спрашивает Джестин и указывает на стену впереди.
На самом деле это не стена, но невысокое известняковое образование, белое и выветренное, достаточно низкое, чтобы перелезть через него. На нем влажной черной краской выведено «Маринетта Сухие Руки». Рядом грубый набросок: почерневшие кости рук и пальцев и жирный черный крест. Не знаю, что это значит. Но подозреваю, что Морвран определил бы.
– Сюда не пойдем, – говорю.
– Дорога на самом деле всего одна, – пожимает плечами Джестин.
Впереди стена меняется, превращаясь из пористой влажной скалы обратно в бесцветный камень. Когда мы подходим ближе, я моргаю, и она становится полупрозрачной, словно толстый пыльный хрусталь или стекло. В центре просматривается бледная масса, то ли вмерзшая, то ли замурованная. Протираю поверхность рукой, чувствуя, как скользит по ладони мелкозернистая пыль. Обнажается пара глаз, широких и желтоватых и полных ненависти. Очищаю стекло ниже, докуда достает рука, и вижу на груди его белой рубашки по-прежнему пятна крови его жены. Волосы ее растрепаны и подвешены внутри камня. Это Питер Карвер. Первый убитый мной призрак.
– Что это? – спрашивает Джестин.
– Просто пугало, – отвечаю я.
– Твое или ее?
– Мое.
Смотрю на его замороженное лицо и вспоминаю, как он за мной гонялся, как полз за мной по полу, скользя на пузе и волоча бесполезные ноги. В стекле образуется трещина.
– Не бойся его, – говорит Джестин. – Он, как ты и сказал, просто пугало. Твое пугало.
Трещинка всего лишь с волосок толщиной, но она становится длиннее. У меня на глазах она устремляется вверх, молнией пересекая кровавое пятно у него на рубахе.
– Сосредоточься, – шипит Джестин. – Пока не выпустил его из скалы.
– Не могу, – отвечаю я. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Нам просто нужно идти. Нужно просто идти. – Ухожу. Переставляю тяжелые ноги как можно быстрее. Сворачиваю за угол, потом за другой. Словно убегаю, глупость какая. Только потеряться не хватало. Не хватало только, чтобы мы утратили бдительность, а тропа свернула в пещеру. Ноги замедляют ход. Ничто не скребется у нас за спиной. Питер Карвер не волочит себя по нашим следам. Насколько я понимаю, я для начала вообще мог вообразить эту трещину в кристалле.
– По-моему, ничего не случилось, – говорю я, но она не отвечает. – Джестин?
Озираюсь. Ее нет. Не задумываясь, отправляюсь назад, откуда пришел. Не стоило мне бежать. Оставить ее один на один с Карвером, уверенную, что уж она-то сумеет с ним справиться. Что за чертовщина со мной творится?
– Джестин! – выкликаю я и жалею, что голос не отскакивает от стен звоном, а глухо падает. Никакого звука в ответ – ни моего эха, ни ее крика. Сворачиваю за угол, потом за другой. Ее там нет. Нет и Питера Карвера. Исчезли оба.
– Это было здесь, – говорю я в пустоту.
Было. Просто возвращение по своим следам не сработало. Ни одна из стен не выглядит так, как когда я проходил мимо них в первый раз.
– Джестин!
Ничего. Почему она не сказала, что мы не должны разделяться? Почему не пошла за мной? Живот болит. Прижимаю к нему руку и чувствую теплую влагу. Рана проступает.
Мне это не нужно. Я оставил это позади. Мне надо сосредоточиться. Найти Анну. И Джестин.
Несколько глубоких вдохов, и вот рука уже сухая. Лицо обдувает ветерком – первое подобное ощущение с момента попадания сюда. С ним приходит и шум. Безумное девчачье хихиканье, ничуть не похожее на Джестин или Анну. Ненавижу это место. Здесь даже ветер не в себе. Сзади раздается топоток, но когда я оборачиваюсь, там никого не оказывается. Что я здесь делаю? Похоже, начинаю забывать. На плечо что-то давит: я прислонился к скале. Когда ветер снова доносит смешок, я закрываю глаза и жду, пока щеки моей не касаются ее волосы.
Она наполовину утонула в камне, а наполовину торчит из него. Глаза ее бескровны, но она ужасно похожа на Кейт Хект.
– Эмили Данаггер, – шепчу я, и она невесело улыбается, растворяясь в скале.
