– Да, абсолютно, – говорит Томас.
Кармель отводит взгляд.
– Я не готов сдаться, Кармель.
Она заправляет золотистый локон за ухо и виновато смотрит вниз:
– Я знаю. Но ты ищешь ответы уже несколько месяцев. Все мы ищем.
– И что? Ты от этого устала? – горько улыбаюсь я.
– Конечно нет, – рявкает она. – Анна мне нравилась. А даже если бы не нравилась – она спасла нам жизнь. Но то, что она сделала, пожертвовав собой, – это было ради тебя, Кас. И она сделала это для того, чтобы ты жил. А не для того, чтобы бродил тут полумертвый, цепляясь за нее.
Возразить мне было нечего. Эти слова быстро и с размаху опустили меня на землю. Незнание, что случилось с Анной, за последние месяцы едва не свело меня с ума. Я успел вообразить все доступные фантазии версии ада, наихудшие варианты ее участи. Легко было бы сказать, что именно поэтому мне так трудно ее отпустить. И это было бы правдой. Но не всей. Дело в том, что Анна ушла. Она была мертва, когда я встретил ее, и я собирался уложить ее обратно в землю, но не хотел, чтобы она уходила. Возможно, способ ее ухода предполагал некое завершение всего. Она мертвее мертвого, и мне следовало бы радоваться. Но я в таком раздрае, что глазки в кучку. У меня нет ощущения, что она ушла. Ощущение такое, что ее у меня забрали.
Минуту спустя я трясу головой и изо рта у меня сыплются спокойные и практичные слова:
– Я знаю. Слушайте, может быть, нам стоит просто на некоторое время остудить пыл? В смысле ты права. Это небезопасно, и я ужасно сожалею о том, что случилось в субботу. Честно.
Они говорят мне не переживать по этому поводу. Томас замечает, что это была ерунда, а Кармель отпускает шутку про загарпуненную щуку. Они реагируют так, как положено лучшим друзьям, и совершенно неожиданно я чувствую себя полной скотиной. Надо привести голову в порядок. Надо привыкнуть к тому факту, что я никогда больше не увижу Анну, прежде чем кто-нибудь по-настоящему пострадает.
Глава 3
Ох уж этот смех! В сотый раз он прокручивается у меня в голове. Это был ее голос; Аннин голос, но звучал он безумно и пронзительно. Почти отчаянно. А может, это просто потому, что я слышал его исходящим из пасти мертвеца. А может, вообще на самом деле не слышал…
Резкий треск заставляет меня моргнуть и опустить взгляд. Одна из маминых белых свечей «на ясность» валяется разломанная пополам у моих ног, уткнувшись в большой палец. Я паковал их в коробку, чтобы отвезти к Морврану в магазин.
– В чем дело, сын мой? – Эта ее полуулыбка и вскинутая бровь. – Что отвлекло тебя настолько, что ты ломаешь наши средства к существованию?
Нагибаюсь и поднимаю половинки свечи, неловко совмещая обломанные концы, словно они сейчас волшебным образом срастутся. Почему магия так не работает?
– Прости, – говорю.
Она встает из-за стола, где привязывала бирки, забирает у меня свечу и нюхает ее:
– Нормально. Эту мы просто оставим себе. Они ведь одинаково работают, что целые, что нет. – Она проходит к окну и кладет свечку на подоконник над раковиной. – А теперь ответь мне на вопрос, детеныш. В чем дело? Школа? Или то твое свидание прошло лучше, чем ты притворяешься? – Вроде и поддразнивает, но лицо светится надеждой.
– Обломись, мам.
Было бы довольно легко сказать, что все из-за школы. Или что я замечтался. Наверное, так и следовало поступить. Мама тут счастлива. Когда выяснилось, что убийца моего отца обретался на чердаке дома и сожрал ее кота, я думал, она заставит нас переехать. Или сожжет дом дотла. Но она не стала. Вместо этого она обжилась тут и сделала это место нашим в большей степени, чем любое из съемных жилищ, где мы кантовались с тех пор, как погиб папа. Все выглядело так, словно она этого почти ждала.
Полагаю, мы оба ждали чего-то такого. Потому что теперь все кончилось. Закрыто.
– Кас? Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то случилось?
Выдаю ей лучшую из своих ободряющих улыбок:
– Ерунда. Просто похмелье.
Она хмыкает и вынимает из ящика коробок спичек:
– Может, тебе стоит зажечь эту свечку для ясности? Избавиться от паутины.
– Точно, – хихикаю я и беру спичку. – Заклинание сначала произнести не нужно?
Она машет рукой:
– Слова не всегда обязательны. Просто нужно знать, чего хочешь.
Она тычет меня в грудь, и я зажигаю спичку.
– Ты отвратительно играешь, – говорит мне Томас с другого конца дивана.
– Ну и что, это же просто пакман
[4], – отвечаю я, а тем временем мой последний чувак врезается в привидение и погибает.
– Если ты собираешься и дальше так к этому относиться, тебе никогда не побить мой рекорд.
Фыркаю. Мне по-любому никогда его не побить. У этого парня до жути четкая координация между глазами и руками. В стрелялках от первого лица я еще держусь, но в старых аркадных играх он стабильно меня делает. Он берется за джойстик, и начинает играть музыка. Я наблюдаю, как пакман лопает вишенки и точки и отправляет призраков обратно в стартовую комнату.
– Ты запомнил ходы.
– Возможно. – Он улыбается, но тут жужжит телефон, и он нажимает на паузу.
Мобильник для Томаса в новинку. Это подарок Кармель, на который она теперь шлет ему эсэмэски в попытках вытащить нас на встречу в торговый центр. Но я не готов принести такую жертву. Разве что ради синнабоновских булочек с корицей.
Томас вздыхает:
– Хочешь пересечься с Кармель и Кэти в Синнабоне?
Набираю побольше воздуха. Он зашел выдать мне найденную им книжку про различные гипотезы касательно жизни после смерти. Она лежит радом с икс-боксом, нераскрытая. Я устал читать и придумывать новые вопросы без ответов. Устал разыскивать старых товарищей отца и получать лишь наиболее вероятные предположения. Мои поиски зашли в тупик, и как бы я ни винил себя за подобные мысли, это правда.
– Поехали, – говорю я.
В торговом центре ярко и пахнет лосьоном. Должно быть, он продается во всех магазинчиках, мимо которых мы идем. Кармель встретила нас у входа, одна. Кэти слилась, как только узнала, что мы на подходе.
– Тебя не задевает, что я настолько не нравлюсь твоей лучшей подруге? – спрашивает Томас с набитым ртом, так что мы едва разбираем слова.
– Ты ей не не нравишься. Просто ты ни разу не воспользовался шансом узнать ее получше. При вас обоих она чувствует себя нежеланным гостем.
– Неправда, – возражает Томас.
– До некоторой степени верно, – бормочу я практически одновременно с ним.
