Тем временем Габершток, хоть и потерпел неудачу, оказался в очень выгодном положении. На самом деле собирать картины для Гитлера он не хотел — он хотел торговать. А с таким другом, как Поссе, это было проще простого.
Ганс Поссе с головой погрузился в работу. Все дела он вел из своей галереи в Дрездене. Почти каждый день он переписывался с личным секретарем Гитлера Мартином Борманом. В распоряжении Поссе были огромные ресурсы, одно только первое ассигнование составило 10 миллионов рейхсмарок, что сегодня соответствует 30 миллионам евро.
Первым делом Борман и Поссе залатали юридические дыры, из-за которых провалилась миссия Габерштока в Вене. Все конфискованное искусство объявлялось неприкосновенным, «зарезервированным для фюрера» (Führervorbehalt), пока Гитлер лично не отберет нужные ему произведения. Такова была новая политика. В отличие от Габерштока Поссе быстро добился успеха и даже на какое-то время смог склонить венских музейщиков на свою сторону, пообещав им кусок общего пирога (договор, который Гитлер потом порвет, сославшись на то, что «в Вене и так полно картин»). Осенью 1939-го Поссе прибыл в Вену, чтобы сделать первый отбор. Сто восемьдесят две картины из венских собраний были тут же отправлены в Мюнхен, в Дом фюрера. Поссе также наметил основные принципы распределения остальных произведений между музеями.
Как только стало ясно, что мебель и ковры не относятся к предметам, «зарезервированным для фюрера», тут же налетели стервятники. Старинная мебель из дворцов Ротшильдов вскоре украсила интерьеры общественных зданий и частных жилищ нацистской элиты.
То же самое повторилось в Германии, где под контролем гестапо многие из конфискованных у немецких евреев произведений искусства были свезены в Мюнхен. Поссе ездил и туда, чтобы отобрать нужные ему работы. После чего остатки добычи поделили между собой гестапо, СС, Геринг, немецкие учреждения культуры и местные нацистские лидеры.
Поначалу Гитлер думал, что в Музее фюрера будет представлена только немецкая живопись XIX века. Но по мере того как искусство становилось «доступным», его амбиции росли, причем не без участия Поссе, который задумал собрать коллекцию артефактов начиная с древних времен до XIX века. Поссе знал, где искать те или иные работы. Он предложил Гитлеру создать галерею готического и романского искусства из произведений, конфискованных у австрийских монастырей. В монастырях также хранились бесценные шедевры немецкого Возрождения. Еще Поссе подумывал о французской галерее для картин, мебели и гобеленов из дворца Натаниэля Ротшильда. Но главным номером по-прежнему оставались любимые Гитлером живописцы XIX века, хотя Поссе считал, что некоторые работы фаворитов фюрера явно недотягивают до музейного качества.
В первый год на новой должности Поссе собрал коллекцию из пятисот произведений, в которую вошли такие классики Фландрии и Голландии, как Франц Хальс, Питер Пауль Рубенс и Ян Вермеер. Поссе имел свободный доступ ко всем конфискованным коллекциям и параллельно начал скупать живопись по всей Европе.
Его не волновали заботы, обычные для любого директора музея, — скромный бюджет или недостаток доступных произведений высокого уровня. Ни частные коллекционеры, ни музеи не могли отказать Поссе, поскольку понимали, чьи интересы он представляет.
Но сам Поссе остался если не разочарован, то во всяком случае не вполне удовлетворен той коллекцией, которую собрал за первый год. Однако надвигающаяся катастрофа вскоре поможет его амбициям осуществиться более полно.
Глава 6
Уничтожение
На рассвете 1 сентября 1939 года над городом Велюнь на юге Польши, недалеко от немецкой границы, появилось двадцать девять самолетов. Как и многие другие сельские поселения в Польше, Велюнь был городком со средневековой историей. Старинный центр украшали готический собор и руины замка, построенного при короле Казимире.
Как стая хищных птиц, завидев жертву, самолеты — это были бомбардировщики Ju-87 Stuka — вдруг заложили резкий вираж и спикировали. Жители города слышали низкий грохочущий звук, который постепенно перерастал в жуткий рев, в механический скрежет, становившийся все громче и невыносимее по мере того, как приближались самолеты.
Вой шел от сирен, которые приводились в действие потоком воздуха и были установлены на шасси пикирующего бомбардировщика, разработанного для люфтваффе Германа Геринга. Сирены служили исключительно для устрашения противника и больше никакой практической функции не имели. Этот вой стал страшным символом немецкого блицкрига.
Вскоре сирены заглушил грохот бомб, разрывающих камни, деревья, человеческую плоть. Штурмовики бомбили не польскую армию, а средневековый центр Велюня. Первые снаряды попали в больницу, двадцать шесть пациентов погибли под завалами. Разрушения были колоссальные: при первой же атаке 20 тонн бомб сровняли центр города с землей.
Для жителей городка это было страшное пробуждение. Большинство из них даже не знали, что началась война. Чуть позже над Велюнем появилась вторая эскадрилья бомбардировщиков, после полудня — третья. К этому времени старинный город превратился в дымящиеся руины. Погибло 1300 человек, сотни были ранены.
Это воздушное нападение было началом войны нового типа — не просто военных действий между двумя враждующими регулярными армиями, а террористической войны против мирного населения. За два года до этого Геринг уже показал миру, что такое воздушный террор, когда во время гражданской войны в Испании люфтваффе разбомбило священный город басков Гернику (этому событию посвящена знаменитая картина Пикассо).
В Польше трагедия Герники повторилась столько раз, что мы сразу и не вспомним названий всех уничтоженных нацистами городов. 1300 немецких истребителей и бомбардировщиков быстро сломили польское сопротивление. Военно-воздушные силы Польши не шли ни в какое сравнение с современными самолетами люфтваффе.
Польша стала триумфом Геринга. Позже в тот же день, когда Велюнь еще был объят пламенем, Гитлер произнес в рейхстаге речь, в которой назвал его своим преемником.
Бесстрашный ас Первой мировой к тому времени и так уже заправлял почти всем государственным аппаратом. Именно Геринг инициировал тайное возрождение военно-воздушных сил Германии (что было запрещено Версальским договором) и в середине 1930-х начал подготовку Германии к войне. В 1936-м он был назначен уполномоченным по четырехлетнему плану — эта позиция позволяла ему подчинить себе и несколько политических ведомств, таких как министерства труда и земледелия, а также, косвенно, министерство финансов и Рейхсбанк. Вскоре Гитлер сделает его рейхсмаршалом Великогерманского рейха — особый титул, который ставил его выше всех военачальников, за исключением самого Гитлера.
Геринг выделялся на фоне даже самых эксцентричных нацистских лидеров. Он словно был из другого времени — его экстравагантность скорее подошла бы декадентскому Берлину 1920-х. Его вычурный, почти барочный стиль и вкус резко контрастировали с аскетизмом Гитлера в одежде и в быту. У рейхсмаршала был целый гардероб роскошных, специально пошитых костюмов и мундиров, одним из самых любимых был белый.
