Кроме того, мы решали задачи, вытекающие из самого характера поражения Германии. Нам не было безразлично ничто из того, что происходило в провинции. Мы всем интересовались, до всего нам было дело. Сложившееся положение вещей вытекало не только из самой сути оккупации, но и из необходимости вооруженной защиты мирной жизни, добытой в войне. Германский фашизм разгромлен, Германия остается. В Германии мы не одни. Советская армия имела цель — вырвать начисто корни германского империализма, не допустить, чтобы с территории Германии когда-либо началась новая война. Мы должны были помочь немцам самим встать на путь коренных социальных и политических проблем, гарантирующих мирный путь развития.
Казалось бы, вооруженные силы союзников должны бы были преследовать те же цели. Для всех народов мира было крайне важно покончить с германским милитаризмом и вывести Германию на мирный путь развития. В решении этой задачи, казалось бы, союзники должны быть едины с нами. Это единство должно бы было вытекать из совместно подписанной декларации в Потсдаме, в которой были сформулированы цели оккупации Германии. Но союзники тут же повели линию на сохранение германской военной машины, на дальнейшее, по окончании этой войны, ее возрождение. Поэтому обстановка в поверженной Германии все усложнялась. Теперь союзники противостояли не только нам, они противостояли всему немецкому народу в его стремлении к мирной жизни.
В такой обстановке очень важно было объединить все истинно демократические силы на решение задач послевоенного развития Германии. Роль коммунистической партии в этом объединении была исключительной.
В конце войны Бернгард Кеннен руководил в провинции Саксония-Анхальт подпольной организацией КПГ. Он продолжал работать в подполье и когда пришли в Галле американцы. Их репрессии против коммунистов даже ужесточились по сравнению с фашистским правлением. Коммунисты провинции убедились, что от западных держав нечего ждать радикальных перемен в устройстве послевоенной Германии. Они прибыли в Германию с твердым намерением сохранить и укрепить социально-политический строй довоенной Германии. Политика западных верхов начинала приходить в открытое противоречие с коренными интересами советского народа. Об этом поведал нам Кеннен на нашей первой встрече.
Партийная организация КПГ в провинции имела к тому времени разветвленную сеть своих организаций. В ней накопился достаточный опыт работы, и укрепилась связь с массами. Многое знали о настроении масс. Партийные организации КПГ не только раньше всех вышли из подполья, но и легко освободились от шока, порожденного поражением Германии. Они ждали этого поражения и готовились использовать разгром гитлеровского фашизма в целях духовного освобождения немецкого народа. Они были самыми гонимыми в гитлеровской Германии, чего нельзя было сказать о других партиях германского общества. Политическое влияние на массы буржуазных партий было ничтожно слабо.
Провинциальный комитет КПГ располагал данными, характеризовавшими политических деятелей в провинции, лидеров политических партий. Кеннен в первую встречу, кроме всего прочего, нарисовал нам общую историко-природную картину провинции, поведал о поведении американцев в Галле и провинции. После этой встречи мы начали продирать глаза и уже осмысленно пробираться потом по безбрежному морю социально-политических отношений в немецком народе, в этом, как назвал его Кеннен, благодатном, но во всех отношениях новосделанном уголке Германии. Так началась моя крепкая дружба с Бернгардом.
В шестидесятые годы, когда я уже был на родине, он и ЦК СЕПГ пригласили меня на юбилей в его честь, и я до сих пор жалею, что упустил случай и не повидался с ним. Это было незадолго до его кончины. Очень досадно. Но я тогда сам был серьезно болен и находился в Ессентуках.
Вспоминаю сейчас этот дорогой мне образ — образ политического бойца германских коммунистов, и мне кажется, что он не ушел из жизни. Нет! Такие жизнерадостные, жизнелюбивые, полные внутреннего душевного благородства люди не умирают. Они и после смерти продолжают нести свою вахту на нашем общем боевом корабле. Я всегда поражался его необыкновенной собранности и трудоспособности. Я не знал, когда он спит, отдыхает, когда он успевает обработать бесконечный поток разной, в том числе самой нудной, газетной информации.
«Двадцатка», которая приехала со мной из Кирриц, с полуслова понимала, что надо делать, сразу определили, кто чем будет занят, и общими силами готовились к докладу в Карлсхорсте.
«Кляйн Москау»
Утром я уже был в Карлсхорсте, или «Кляйн Москау», как называли немцы Советскую военную администрацию, расположившуюся в Карлсхорсте, в помещении инженерного военного училища. Я искал Владимира Васильевича Курасова, он был назначен начальником Штаба СВАГ, мне же было приказано доложить ему, как идут дела в Галле. В тот раз в кабинете Курасова был Василий Данилович Соколовский. Оба они стояли у противоположных стен кабинета и о чем-то беседовали. Я не вошел, а влетел и поздоровался. Соколовский не дал мне продолжить формальное представление. Он не любил тратить время на формальности, хотя и оставался строгим начальником.
— Вот и первая ласточка прилетела, — сказал Соколовский, — что скажешь?
Я доложил, что успел сделать, как был принят, с кем из немцев успел переговорить и познакомиться. Потом начался массированный обстрел вопросами, я успевал только поворачиваться. Но, выбрав подходящую паузу, и я наконец-то обратился к ним с проблемами, беспокоившими нас в Галле. Мне были нужны их советы. С чего начать, как приступить к делу.
Соколовский, по природе человек немногословный, молчал. Курасов тоже не спешил с ответами. Я смутился. Потом Соколовский спросил меня, зачем я задаю им такие вопросы.
— Ты спрашиваешь, с чего начать? А мы с нетерпением ждали тебя, чтобы узнать, с чего ты там начал и что у тебя получилось. Вот мы и сошлись. Нам, так же как и тебе, важно знать, с чего бы всем нам начать. Наверное, у вас в провинции быстрее и точнее можно получить ответ на вопрос: с чего начать? И действительно, на месте надо искать ответа, с чего начать. Это практические вопросы, и стоят они у вас острее, и там жизнь подсказывает ответы на них.
— Все это так, товарищ генерал, но, увлекшись поисками ответов на сиюминутные вопросы, можно зайти в болото, да так, что и не выберешься. Что касается проблем, которые всплывают там, на месте, у нас советчиков, и дельных советчиков, много. Да и сами мы стараемся вдумываться в суть происходящего. А что касается долговременных задач, очередности их решений, там ответа не получишь. Надо, чтобы вы сориентировали. Я задаю эти вопросы для того, чтобы обезопасить себя от неверных шагов, чтобы дров не наломать.
— Ты рано волнуешься. Сразу дров не наломаешь, если будешь с умом вести дело.
— Ну а если наломаешь дров, — вмешался в разговор Курасов, — поправим.
Я подробно передал содержание своей беседы с Бернгардом Кенненом. Из всего явствует, что нам надо сейчас немедленно произвести учет продовольственным ресурсам нового урожая, чтобы сохранить его по-хозяйски, чтобы не утащили на Запад. Основания для таких опасений имеются. Июль месяц — наступает уборка урожая. К сбору злаков и овощей надо подойти тоже по-хозяйски. Ведь надо целый год кормить население. Урожай будут собирать помещики и арендаторы, люди ненадежные. Обо всем этом надо думать уже теперь. Тем более нам. Провинция будет вынуждена кормить и население нашей зоны.
