Ноги заплетаются, глаза сонно полуприкрыты, разум отключён, и только в самых зарослях запоздало опомнился и поинтересовался:
– Федьк, а куда это мы?
Хорошо, что не раньше. А тут нормально. От дороги на приличном расстоянии: никто не увидит и не услышит.
– Сюда, – коротко бросил Фёдор, отстранился от Петровича.
Тот озадачился, даже протрезвел немного.
– Как «сюда»? Лес же.
– Ну да, лес, – не стал возражать Фёдор. – Ты тут постой. А я сейчас.
Сейчас… уберётся подальше. Не собирается он смотреть, как это случится.
Торопливо шагнул прочь, сначала задом, потом развернулся, стараясь не смотреть по сторонам, но краем взгляда всё-таки засёк зелёные огоньки глаз. Скорее устремился в сторону посёлка, но успел услышать и очередное недоумённое «Федьк», и тихое рычание, и сдавленный вопль.
Хотел зажать уши, но соображал плохо, зажмурил глаза. И сразу запнулся, полетел рыбкой, пробороздил локтями, коленями, подбородком плотно утрамбованную землю тропинки. Какое-то время лежал, оглушённый, почти ничего не чувствуя. В ушах стоял тонкий звон, словно комар пищал, ровно, занудливо, без остановки. Потом звук разорвался на отдельные фрагменты и постепенно оформился в нарастающее шарканье тяжёлых шагов.
Кто-то подошёл, остановился рядом.
Может, Петрович? Может, ничего с ним не случилось? А Фёдору всего лишь привиделось. Упал, ударился башкой, отключился, вот и пригрезилось, беспамятство обернулось кошмаром. Теперь очнулся и…
– Не забудь. Через неделю, – раздалось над головой раскатистое рычание, и на шею упала тяжёлая горячая капля.
Фёдор не шелохнулся, и только когда шаги начали удаляться, приподнял руку, попытался стереть с шеи… он прекрасно осознавал, что.
Густое и липкое только размазалось по пальцам. Фёдор сел, ухватил подол рубашки, хотел отчистить им руку, но почти сразу испуганно отдёрнул её. В мыслях вспыхнуло: «Если Петровича начнут искать, а у Фёдора его кровь останется на одежде?»
Придёт домой, тогда и отмоет. Как следует.
Домой. Да, домой. Скорее. И желательно незаметно. Чтобы потом никто не мог сказать, будто Фёдор бродил ночью возле леса.
И новая вспышка: «Через неделю».
Ну уж нет! Он всё-таки выпутался, и теперь к этому краю посёлка не приблизится, из дома не высунется без надобности и даже мысли о случившемся отгонит, похоронит в дальних уголках памяти.
Только не получилось отогнать. Так и вздрагивал от каждого неожиданного звука, шарахался от любой тени, и ни на минуту не покидало ощущение пристального взгляда, сопровождающее всегда и везде. Хотя знал, знал прекрасно, что в посёлок тварь не сунется, особенно днём. Лишь немного успокаивали мысли: «Может, она всё-таки сдохла. Или, наоборот, восстановила силы и отвалила».
Неделя неумолимо вычёркивала пролетающие дни, а в заключение по посёлку пролетела жутковатая новость, показавшаяся особенно значительной на фоне недавнего бесследного исчезновения человека. На окраине нашли труп собаки.
Собака была бездомная, старая. Обычно свободно болталась по посёлку, но чаще спала где попало: под чужим забором, возле магазина, под кустами в сквере. А тут она валялась прямо посреди дороги с безжалостно разодранным горлом.
Никаких волков и других хищников в лесах рядом с посёлком давно не водилось, да и местные псы вряд ли могли внезапно ополчиться до такой степени на давно знакомого барбоса. Тогда кто?
Только Фёдор точно знал, кто. И почему.
Надо поскорее убраться из посёлка, сбежать. Но куда? Нигде его не ждут. Только… только в лесу. С очередной добычей.
Ведь никто не расстроился, что Петрович пропал. Действительно вздохнули облегчённо. Даже его мамаша, хоть и всплакнула для порядка. Но и без него отбросов в посёлке осталось много. Не мусора. Человеческих. А тварь ведь обещала убраться, когда залечит раны.
Очередного алкаша обмануть просто: напоить, а дальше он послушно пойдёт, куда велено. Или просто предложить: а давай сообразим на двоих и, чтоб никто не мешал, уединимся в лесочке, в развалинах. И фиг с ним, что дело к ночи. Не дети же малые, чтобы темноты бояться.
Но после того, как пропало несколько человек, даже те, кто мозги давно пропил, насторожились. Отказывались куда-то идти, особенно в лес, далеко от посёлка. Фёдор утешал себя. Он ведь не виноват, что не получается. Может, и тварь поймёт, свалит отсюда. Неужели не насытилась ещё?
Нет, не насытилась. И опять предупредила, что ждёт с нетерпением. Не побоялась даже проникнуть в посёлок, ворваться прямо в дом. Для начала – в первый попавшийся, а потом…
Вот и догрызала бы мужика, раз уж добралась, раз силы вернулись. Так нет, всего лишь ранила да напугала, намекнула Фёдору, что он следующий на очереди. Если обещание не станет выполнять.
А как? Никого же теперь в лес не затащишь.
Тут, словно специально, попалась девушка. Незнакомая. Сидела в центральном сквере посёлка на краю давно не работающего фонтана. Волосы светло-русые, не длинные, но и не слишком короткие. Глаза большие и тоже вроде бы светлые, скучающие. Широкая горловина футболки сползла с одной стороны, открывая взгляду тонкую белую лямку бюстгальтера и худенькое плечо, округлое, но всё равно острое, похожее на верхушку сложенного ангельского крыла.
Фёдор подошёл, заговорил. В первую очередь выяснил, что приезжая и что знакомых в посёлке у неё нет.
Жалко её, конечно. Девушка очень даже ничего такая, миленькая. Только едва заметный след от фингала под глазом.
Дралась, что ли? Может, тогда и не настолько и хорошая, как показалось на первый взгляд? Пошла за Фёдором послушно, как овечка.
Ещё и дура полная. Парень её подальше от посёлка в лес уводит, а она и не возражает. Так чего её жалеть, идиотку? Сама виновата. Сама вляпалась.
Довёл до развалин, пока она глазами хлопала да головой вертела, смылся потихоньку, спрятался за каменной стеной, потому что давно уже услышал сопровождающие их осторожные звериные шаги, и мелькание двух зелёных огоньков среди деревьев успел заметить.
Она, как все, начала спрашивать удивлённо:
– Федь, ты где?
В Караганде.
Хотел, как обычно, убежать быстрее, а не получилось. Прошёл всего несколько шагов, и тут кто-то сильный набросился сзади, обхватил голову, ладонью зажал рот.
Фёдор испуганно дёрнулся, но тут же в горло впилось острое и холодное, а возле уха прошелестело чуть слышно и почти ласково:
– Спокойно. – И ещё: – Заорёшь – перережу горло. У меня не заржавеет.
Убедительный голос. Плюс нож, воткнувшийся в шею. Фёдор сразу поверил. А чужая ладонь отлипла от лица, ухватила за шкирку.
– Теперь идём. Только тихо. И без фокусов.
Клинок отодвинулся от горла, но многозначительно поблёскивал перед глазами, и Фёдор не стал сопротивляться, потопал послушно, невинным жертвенным агнцем. Назад, к каменной полуразвалившейся стене. Но не остановились возле неё, по стёртым щербатым ступеням полезли наверх. Поднялись на пару этажей, вышли на площадку, осторожно приблизились к широкому арочному проёму, обрывающемуся в никуда.
