И что теперь? Стоять под дверью и ждать? Или бродить по общаге в надежде случайно наткнуться на подругу?
Вот ещё!
Кира вышла из блока. В коридоре хотя бы можно устроиться на подоконнике. Или лучше пойти домой?
Короче, Кира ждёт минут десять, максимум – полчаса, а если за это время Маха не объявится или не отзвонится, действительно отправляется восвояси решать математику самостоятельно.
Тут объявился Семёнов. Значит, Машка точно не с ним. Вырулил с лестничной площадки, руки в карманах, увидел Киру.
– О, Кирюх! Привет!
– Привет! – воодушевлённо откликнулась Кира, предполагая, что сейчас узнает о подружкином местонахождении. – Машка где?
– А без понятия я, где твоя Машка, – радостно сообщил Семёнов, подошёл, привалился плечом к стене.
Да он же пьяный. Не вдрызг, не в стельку, но чувствительно. Глаза осоловелые, чуть покачивается.
– Ты в честь чего так надрался-то? – удивилась Кира. – По какому поводу?
– А чё, обязательно повод нужен? – рассудительно заметил Семёнов.
– Ну, не знаю, – нерешительно протянула Кира. Но если честно, она-то считала, что повод нужен, обязательно. – А Машка-то где? И, надеюсь, вы не на двоих так сообразили. Нам с ней ещё контрольную делать.
Семёнов хмыкнул, или икнул, и разрешил благосклонно, хотя, скорее, пренебрежительно:
– Да делайте вы с ней, что хотите. На хрена она мне сдалась?
Кира озадаченно приподняла брови.
– Вы что, поссорились? – спросила и увидела, как Семёнов недовольно поморщился.
– Ну, Кирюх. Ну достала уже об одном и том же. Пойдём лучше.
Он отлип от стены, вытащил из кармана руку, ухватил Киру за запястье и потянул к себе.
– Куда?
– Ну, пойдём, – повторил Семёнов упрямо. – Кирюх, пожалуйста. Пошли. Очень надо.
Что с ним такое? Разругался с Машкой, напился, теперь ищет, кому душу излить, порыдать в жилетку. Всё настолько плохо?
– Семёнов, да что случилось-то? – по-прежнему пыталась разобраться Кира, хотя уже слезла с подоконника и послушно тащилась за Семёновым по коридору, мимо Машкиного блока, мимо других.
Семёнов что-то там говорил, но всё больше нёс какую-то непонятную ерунду и без конца повторял «Кирюх, Кирюх, Кирюх». Словно к парню обращался.
Очередной блок, а дальше – в комнату. Не иначе его, семёновскую.
Так и не отпустил руки, уселся на кровать и продолжал тянуть к себе.
– Иди сюда.
– Семёнов, офонарел?
Кира думала, он тут страдает, мучается, а он…
– Ну, Кир! Ну чего ты?
– Отпусти, пока я тебе не врезала, – холодно предупредила Кира. – И проспись лучше.
Но Семёнов не замечал её недовольства и возмущения. Вообще ничего не замечал.
– Кирюх, я не хочу спать один. Хочу с тобой.
Так и не верилось до конца, что он серьёзно. У них же с Машкой вроде любовь. И даже по пьяни – не оправдание. А Кира… да разве способна она в здравом уме с парнем подруги? Пусть даже не в здравом. Всё равно бы ни за что. Скорее бы отправилась, подцепила первого встречного, заинтересованного, чем с ним.
Кира попробовала высвободить руку из цепких семёновских пальцев. Не отпускал, смотрел глазами обиженного ребёнка, невинными, при том, что упорно старался затащить в постель лучшую подругу своей девушки.
Врезать ему, действительно? Чтобы пришёл в себя. Почему, когда надо, это так трудно сделать? Не получается. Даже просто ладонью по щеке. Тоже приводит в чувство.
– Отпусти, Семёнов. И я уйду.
– Не могу.
Дёрнул на себя. Кира бы устояла, если бы не его колено. Зацепилась за него, потеряла равновесие, рухнула на Семёнова, ткнулась губами прямо ему в шею. Он поймал, обхватил, и пока Кира ориентировалась в пространстве и в расположении собственного тела, развернул её, как ему надо, попытался поцеловать.
Губы противные, мягкие и влажные, словно мокрые тряпки. И запах перегара. Почти вкус. Тошнотный.
Оттолкнула. Изо всех сил.
Семёнов опрокинулся назад, слегка впечатался затылком в стену и Киру не удержал. Она свалилась на пол, но сразу вскочила.
– Кир!
Без слов. Просто прочь. И домой. К чёрту общагу, к чёрту контрольную, к чёрту Маху.
Как теперь с ней? Но Машка сама подсказала, как.
В понедельник с утра не хотелось открывать глаз. Зачем? Если и так знаешь – снаружи тебя ожидает крайне гнусное зрелище. А то, что внутри тебя, ещё гнуснее.
На первые две пары Кира не пошла. Она не выдержит четыре часа лекций, четыре часа неподвижного сидения на одном месте. А третьей парой – зачёт по истории.
Надо попробовать сходить и сдать. Вдруг хорошо пойдёт именно в полубезумном состоянии. На взводе, на закипающем адреналине. И успокоится после. Всё-таки зачёт – какой-никакой стресс.
Сдала. Что-то там наболтала. Или добила преподавателя мрачным тяжёлым взглядом и нервной дрожью пальцев, которую никак не удавалось унять. Если только сжать в кулаки. А Машка ещё осталась в кабинете.
До начала пары не удалось перекинуться с ней даже приветами. Она проскочила мимо, не заметив Киру, устроилась за последним рядом, уткнулась в учебник.
Кира решила подождать её. Хотя бы узнать: сдала или нет. Хотя бы убедиться, что смущение и чувство вины не мешают открыто смотреть в глаза. Иначе крыша окончательно съедет, а Кира и так на грани.
Выскочила на улицу, бродила перед крыльцом, туда-сюда. Непрерывное бессмысленное движение тоже немного успокаивало.
Кира пропустила момент, когда подруга вышла из дверей, как раз завершала очередной этап возле угла здания. Там они и встретились. Кира развернулась, увидела Машку и хотела спросить у неё, как дела: сдала или провалилась. Но та опередила, спросила первой:
– Что, Ратманова? Секс с чужим парнем способствует успешной сдаче зачётов?
Кира так и застыла с открытым ртом, не в состоянии выдавить из себя ни слова. Зато Машка выдавала за двоих:
– Хорошо позавчера с Семёновым покувыркалась? – И сама себе ответила: – Наверняка хорошо. Мне рассказали, как вы с ним, пока меня не было, в его комнате. Аж стены тряслись.
Жизнь действительно гнусная штука. Не стоило открывать глаза ради этого дня. Не стоило идти в универ даже ради зачёта. И тем более не стоило бегать перед крыльцом и ждать, чтобы услышать такое.
– Маш! Неужели ты веришь, что я…
– Я не верила, Ратманова. Не хотела верить, когда мне рассказывали, какая ты шлюха. Что с кем попало можешь. Но теперь…
А что ещё Машке делать? В субботу с утра она вдрызг разругалась с Семёновым и сгоряча послала его подальше. Он, конечно, обиделся, тоже много чего наговорил, и Машка сбежала из общаги, чтобы не одуматься раньше времени и не потащиться мириться первой.
