– Она – часть меня, – говорил он. – Я не знаю, как это происходит, но мы понимаем друг друга без слов.
Когда он говорил – о ней или о чем-нибудь еще, – она вместе со всеми сидела у костра, спокойная и отрешенная, уронив руки на колени и склонив голову, как во время молитвы, или откинув назад, и взгляд ее устремлялся не в окружающий мрак, а в какой-то иной мир, в иное время. Во время переходов она всегда шагала так легко, что иногда казалось, будто она летит, а не идет. Безмятежная, грациозная – да что там! Воплощенная грация, порождение иного мира, вольнолюбивый дух, томящийся в жалкой, бренной человеческой оболочке. Эта девушка не старалась быть непохожей на всех, она просто была другой. Говорила она редко, а когда и произносила пару слов, то только обращаясь к деду. И причиной тому – не пренебрежение к спутникам, просто она очень редко испытывала необходимость в общении с ними. Ее голос был чистым и мелодичным, а речь – правильной и совсем не похожей на невнятное бормотание умственно неполноценного человека, хотя временами она и казалась душевнобольной, отчего все недоумевали пуще прежнего.
Мэг все время держалась рядом с ней. Глядя, как они сидят или идут бок о бок, Кашинг задавался вопросом: что влечет их друг к другу – чудесные способности, которыми обладают обе, или просто дружеские чувства? Не то чтобы они были по-настоящему дружны: между ними всегда сохранялась известная дистанция. Мэг иногда разговаривала с Илейн, но не слишком часто. Уважая молчание, разделяющее или, быть может, связывающее их. Со своей стороны, Илейн обращалась к Мэг не чаще, чем к остальным.
– Ее странность – если это в самом деле странность, – сказала Мэг Кашингу, – такого рода, что дай бог всем нам быть такими странными.
– Она слишком погружена в себя, – заметил Кашинг.
– Напротив, – возразила Мэг, – она сейчас далеко, очень далеко отсюда.
Добравшись до реки, они устроили привал в ивовой роще на берегу, возвышавшемся над водой на добрую сотню футов. После долгого перехода через прерию с ее скудной растительностью это местечко показалось им райским уголком, и они отдыхали тут целую неделю, объедаясь рыбой, которой кишела река. Эзра сдружился с огромной древней ивой. Он часами простаивал под деревом, обнимал его, шептал что-то и слушал ответное бормотание трепещущих листьев. А Илейн все время сидела в сторонке на земле, прикрыв голову изъеденным молью платком и сложив руки на коленях. Время от времени Трепещущая Змейка покидала Ролло и кружилась в танце над головой девушки, но та обращала на нее не больше внимания, чем на всех остальных. Иногда и Преследователи, пурпурные сгустки тьмы, окружали ее, словно стая голодных волков, и они занимали девушку не более, чем Трепещущая Змейка. Наблюдая за ней, Кашинг вдруг подумал, что она не замечает никого из них потому, что, раз увидев, поняла их суть и они больше не интересуют ее.
Ролло все искал гризли, и Кашинг пару раз охотился вместе с ним. Но гризли не попадались; здесь вообще не было никаких медведей.
– Смазка почти на исходе, – сетовал Ролло. – Я скоро начну скрипеть, потому что вынужден экономить ее.
– Но ведь убитый мною олень был такой толстый, – возразил Кашинг.
– Там сало! – вскричал Ролло. – Терпеть не могу сало!
– Ничего, когда выйдет твоя смазка, будешь рад любой. Надо было убить медведя еще на Миннесоте, там их было полно.
– Я искал гризли. А здесь гризли тоже нет.
– Вот проклятое упрямство! – вспылил Кашинг. – Жир гризли ничем не отличается от жира любого другого медведя, можешь ты это понять или нет?
– Это не совсем верно. Но делать нечего.
– Может, на западе будут гризли.
В восточной прерии Энди с отвращением жевал чахлую горькую траву, которой ему едва хватало, чтобы не испустить дух. Теперь он пасся на сочных лугах с высокой, по колено, травой. Фыркая от удовольствия, он катался с раздувшимся брюхом по песчаному берегу и наслаждался, а кулики и сороки возбужденно трещали вокруг, негодуя по поводу такого вторжения в их вотчину.
Потом Энди помогал Ролло и Кашингу таскать плавник, выброшенный на берег весенним половодьем. Из этого плавника Кашинг и Ролло соорудили плот, туго связав бревна ремнями из оленьей кожи. Во время переправы на плоту сидели Мэг и Ролло. Мэг – потому, что не умела плавать, а робот – из-за боязни воды, которую начал испытывать теперь, когда смазка почти кончилась. Все остальные плыли, держась за плот и стараясь править против течения, чтобы плот не слишком сносило. Сначала Энди не пожелал входить в быструю реку, но потом все же плюхнулся в воду и поплыл так рьяно, что скоро обогнал всех и первым выбрался на другой берег, оглашая воздух веселым ржанием.
Переправившись, путешественники решительно двинулись к предгорьям. Даже Эзра не просил больше остановиться, дабы побеседовать с растениями. Мало-помалу река скрылась из виду, а громадная пурпурная вершина горы, казалось, все никак не приближается.
… Кашинг сидел у вечернего костра. Завтра, думал он. Завтра мы сумеем до нее добраться…
Пять дней спустя они увидели Громовый утес. Всего лишь пятнышко на северном горизонте. Но они знали, что это она – вершина одинокой скалы. Ведь ничто другое на этой равнине не могло вознестись так высоко и нарушить идеально правильную окружность горизонта.
– Мы нашли то, что искали, – сказал Кашинг Мэг. – Через пару дней будем на месте. Интересно, что мы там увидим?
– Это не суть важно, мой мальчик, – ответила она. – Путешествие было просто чудесное.
Глава 16
Три дня перед ними маячила одинокая вершина Громового утеса. И вот путь им преградили пять всадников. Они стояли на низком взгорке, и, когда Кашинг со спутниками приблизился, один из них выехал вперед, подняв левую руку в знак того, что не желает раздора.
– Мы – стражники, – сообщил он, – и дали слово задерживать здесь нарушителей и любопытных.
На стражника он был мало похож, хотя Кашинг слабо представлял себе, как должен выглядеть настоящий стражник. Этот скорее смахивал на бродягу, переживающего худшие времена. Копья у него не было, но за плечами висели лук и колчан с короткими стрелами. Его короткие штаны были протерты на коленях, рубахи не было вовсе – вместо нее видавшая виды кожаная безрукавка. Вероятно, когда-то его лошадь отличалась красотой и норовом, но теперь всаднику угрожала опасность рухнуть наземь вместе с околевшей от старости клячей. Остальные четверо, восседавшие поодаль на своих доходягах, выглядели не лучше.
– Мы не зеваки и не нарушители, – сказал Кашинг, – так что можете нас пропустить. Мы знаем, куда и зачем идем, и не хотим ссориться.
– Тогда лучше бы вам направиться в другую сторону, – заявил всадник. – Если подойдете к утесу еще ближе, не миновать вам беды.
– Это Громовый утес? – спросил Кашинг.
– Именно так, – ответил стражник. – Если вы видели его нынче утром, то должны были сами догадаться. Над утесом висела громадная черная туча, а в вершину били молнии. И грома тоже хватало.
